Открывая дверь, Лоретта подумала об ожидающей ее ночи, и сердце забилось быстрее. В свои пятьдесят четыре она чувствовала, что наделена душой и темпераментом юной девушки. Каждое новое приключение становилось открытием. Но на этот раз все было еще лучше: она получила любовника и друга одновременно.
Лоретта слишком поздно разглядела черный силуэт на темном фоне кабинета.
– Что вы тут делаете? – успела она спросить, до того как ощутила первый удар.
А потом уже не могла не только говорить, но даже стонать.
Вечер среды
Когда Мартен вошел в дом, Иза с Марион что-то бурно обсуждали. Девушки поужинали без него, и на столе стояли тарелки с остатками трапезы.
Они засыпали его вопросами о том, как прошел день. Мартен уклонился от ответа на большинство из них, и девушки оставили его в покое, разочарованные, в особенности Марион. Он не любил рассказывать о работе, не потому что стремился что-то скрыть, а просто хотел спокойно поразмышлять о важных моментах или деталях своего расследования, которым пока уделил недостаточно внимания.
Он рассеянно что-то жевал, сразу отвергнув неуверенное предложение Марион разогреть брокколи. Он злился на себя за то, что не сумел разговорить Лоретту. Позднее он еще горше пожалеет об этом.
Мартен слушал беседу девушек вполуха. Ему чудилось, будто он находится и здесь, за столом, и одновременно где-то в другом месте. Словно парит в невесомости или стал прозрачным, невидимым. Он вдруг ощутил сильное головокружение и покачнулся. Реакция организма на большую нагрузку после перерыва, подумал Мартен. Он едва не потерял сознание, почувствовав себя вконец изнуренным – и физически, и умственно. И грустным. Бесконечно грустным. Глаза защипало.
Все же он сумел как-то подняться и уйти в свою комнату, пока девушки не заметили, что по его щекам заструились слезы.
Мартен разделся. Руки двигались тяжело, неуверенно, глаза извергали бесконечные потоки влаги. Потом он отправился под душ. Его несколько раз попеременно окатывало то почти кипятком, то ледяными струями, пока он не отрегулировал температуру. Тогда Мартен поднял голову навстречу потоку воды и застыл в таком положении на несколько минут, захлебываясь и задыхаясь.
Выйдя из-под душа, он быстро и небрежно промокнул тело полотенцем, после чего буквально свалился в кровать, с трудом натянув на себя простыню.
Марион присоединилась к нему через час и увидела, что он лежит поперек кровати. Постаралась сдвинуть тяжелое тело, чтобы освободить себе место, но ей это не удалось. В конце концов прихватила еще одно одеяло и с трудом устроилась в постели, прижавшись к нему. Она подняла тяжелую руку Мартена, провела ею по своей груди и животу, а потом сжала бедрами. В последнее время у нее иногда возникало пугающее чувство, будто она его разлюбила. И тогда Марион отшатывалась от той пустоты, которая, несмотря на ребенка, неминуемо остается в душе после ухода любви. Но сейчас она ни о чем таком не думала. Этой ночью она чувствовала себя прекрасно. Она беззвучно произнесла “я тебя люблю”, медленно шевеля губами. Трижды повторила эти три слова. И в тот момент ее жизни и ночи они показались ей абсолютно правильными.
Ночь со среды на четверг
Ей не удалось решить задачу. Мужчина ускользнул от нее. Сосудистая или сердечная недостаточность. Скорее сердечная: губы у него посинели, что является одним из симптомов инфаркта миокарда.
А ведь он был молод и, казалось, в форме. Она методично обыскала все семьдесят пять квадратных метров квартиры и не нашла ничего, что указывало бы на какую-либо связь между ним и ею. Он был архитектором, разведенным, и прятал фотографии обнаженных детей в ящике с двойным дном.
Ее затрясло, и только с третьей попытки она сумела снова разложить снимки по конвертам. Нельзя допустить, чтобы сдали нервы. Только не сейчас. Она вернула фотографии туда, где нашла, в тайник.
В этом вопросе французским полицейским можно доверять: они непременно отыщут конверты. Это выведет их на отличный фальшивый след.
Она пожалела, причем не только из-за очередной неудачи, что мужчина умер слишком быстро.
Когда она вернулась, Франсис уже спал. Он лежал голый, на животе, подогнув одну ногу, прикрытую простыней.
Несколько мгновений она разглядывала его с бьющимся сердцем, любуясь рисунком расслабленных мышц, линией шеи, маленькой родинкой в форме запятой между лопатками.
Потом отошла от постели, разделась и бросила все вещи в мусорные мешки. Натянула джинсы и майку и отнесла мешки в подвал, рискуя столкнуться с кем-то из жильцов. Она никого не встретила.
Вернувшись в квартиру, она выполнила ставший привычным ритуал – приняла очень горячую ванну. Потом промокнула влажную кожу и легла к мужу.
Он задрожал под первыми поцелуями, но не проснулся.
Она продолжила осыпать его поцелуями вдоль позвоночника, прикасаясь к телу только губами, спустилась ниже, покрыла поцелуями бедро, потом уткнулась лицом в складку между бедром и животом. Франсис охотно перевернулся на спину. Он по-прежнему спал, но уже не так глубоко. Она поцеловала пупок, низ живота, поискала губами член. Он сразу заметно возбудился, и тогда она охватила пульсирующий орган и начала нежно сосать его. Он тяжело задышал, застонал, выгибаясь. Она продолжила и одновременно терлась сосками о внутреннюю часть бедер своего любовника, в том месте, где вьющиеся волосы были самыми короткими и мягкими. Сладостная волна захлестнула все тело, а секунду спустя палящий огонь прошил ее с ног до головы. На несколько минут она позабыла обо всем.
Утро четверга
Мартена разбудил стук в дверь. Он приподнял голову – ему показалось, будто она весит полтонны – и поискал глазами будильник. Шесть утра. Он осторожно выбрался из постели, чтобы не разбудить Марион.
Натянул брюки и вчерашнюю сорочку и направился в прихожую, пытаясь затолкать полы рубашки за ремень.
У двери его ждали двое полицейских. Коллеги. Мартен знал их в лицо. У того, что пониже ростом, была какая-то забавная фамилия. Кузен, точно. Фамилию второго он припомнить не смог.
– Господа…
Должно было случиться нечто крайне серьезное или особо важное, чтобы двое оперов из уголовной полиции взяли на себя труд приехать, вместо того чтобы позвонить. Он вдруг ужасно испугался. Жаннетта…
– Что стряслось?
Он почувствовал, что опера не остались равнодушными к тону, которым он задал вопрос. Такие вещи сыщики чуют. И интерпретируют.
– Где вы были вчера между девятнадцатью и двадцатью часами? – задал вопрос коллега Кузена.
Мартен удивился. Такого вопроса он не ожидал.
– У Лоретты Вейцман, психолога, – ответил он.
Сыщики обменялись быстрыми взглядами.