– Если я правильно понял, единственная связь между мужчинами и женщиной – это первый убитый, сыщик, – подвел итог Оливье, втыкая последнюю кнопку и окидывая взглядом свою работу.
– Что до Гроссара, пока не доказано, что он из той же компании, – заметил Мартен. – Мы пока не нашли его связи с Дюперье.
– На самом деле мы даже не знаем, был ли сам Дюперье первой жертвой, – уточнила Жаннетта.
Все три сыщика были убеждены, что убийца – будь это мужчина или женщина – не новичок в своем деле. Слишком большое самообладание. Ему или ей уже приходилось убивать, причем, скорее всего, не единожды.
– Пока мы не исключаем Гроссара, – высказался Мартен после паузы. – Похоже, все четыре последних убийства, совершенные с такими маленькими интервалами, имели целью замаскировать более раннее преступление, которое теоретически мог раскрыть частный сыщик.
– И человек, который знает или подозревает убийцу, – это один из живых пока клиентов сыщика.
– Как долго еще живых? – задал вопрос Оливье.
Знает или подозревает убийцу? Нет, все гораздо сложнее, подумал Мартен. Человек, нанявший детектива, возможно, и не догадывался, что тот, за кем он заказал слежку, – убийца. Может, он обратился к Дюперье, чтобы тот расследовал исчезновение, или мошенничество, или вообще что угодно, но это расследование вывело детектива на убийцу. Даже если они выявят заказчика до того, как убийца казнит его, совершенно не факт, что им удастся найти разгадку.
Дюперье ничего не записывал или не хранил ни в своем кабинете, ни дома – никаких записей, относящихся к работе. Или же убийца нашел (или нашла) их и уничтожил.
На столе у Мартена зазвонил телефон.
Его хотел видеть Фурнье.
– Меня вызывает Фурнье, – объявил он. – Нужно будет составить объявление и передать прессе. Попросите всех, кто встречался в последнее время с Дюперье, связаться с нами.
– Никто не откликнется, – возразила Жаннетта. – Частного детектива нанимают не затем, чтобы всех оповещать об этом.
– Нужно хотя бы попытаться. Уточним, что этим людям грозит смертельная опасность. Может, это их расшевелит…
Фурнье промариновал его минут пятнадцать в коридоре и не извинился за опоздание.
– Хочу, чтобы ты рассказал, как прошла твоя последняя встреча с Лореттой Вейцман, – сразу приступил он к делу.
Мартен хотел было возразить, что он уже все изложил черным по белому прямо перед носом у Фурнье, сидя за его столом, но воздержался от замечаний. Вместо этого он сел и начал рассказывать все сначала.
Фурнье почти сразу перебил его:
– Мы проверили копировальный аппарат, в нем есть встроенные часы. Ты сделал свои копии в девятнадцать часов пятьдесят четыре минуты. Но мы не знаем точного времени нападения на жертву, так что это нам мало что дает.
– В каком она состоянии? – спросил Мартен.
Фурнье сделал паузу в несколько секунд, словно соображая, не являются ли эти сведения государственной тайной. Впрочем, он всегда так поступал.
– Состояние стабильное. Но она не скоро сможет говорить. Возможно, вообще никогда.
Ну, конечно, его только это и интересовало.
– Продолжай, – поторопил Фурнье. – Мы пока в самом начале. Итак, ты берешь сделанные копии и поднимаешься наверх. Никуда не заходя?
– Нет, прямо к ней.
– Как тебе кажется, за сколько ты мог дойти до ее кабинета?
– За две-три минуты, наверное.
– Значит, если прибавить время на копирование, у нас получается самое позднее пять или шесть минут девятого.
– Может быть, – согласился Мартен. – Я не смотрел на часы.
– Она уже была в коридоре?
– Да, запирала дверь.
– Она только это делала?
– Да. Она меня не сразу заметила.
– А больше она ничего не делала?
Мартен задумался. Что еще она могла делать? Где тут ловушка?
– Нет, ничего. Потом она меня увидела, и мы поздоровались.
– Не стыкуется.
– Как это, не стыкуется?
– В восемь одиннадцать она отправила эсэмэску. Сообщила, что придет на свидание. А это значит, что она держала в руках мобильник.
Мартен постарался вспомнить. Возможно, когда он подошел к ней, она держала левую руку в кармане… Но он не был уверен.
– Не понимаю, какое значение может иметь эта деталь, – пожал он плечами. – Наверное, я пришел в восемь двенадцать и она успела спрятать телефон.
– Если ты закончил копировать документы в восемь, причем, заметь, я определяю время с запасом, получается, что ты шел до ее кабинета двенадцать минут. Думаешь, это реально?
– Не знаю, – ответил Мартен. – Мне неизвестно, совпадает ли время на копировальном аппарате со временем мобильника.
– Совпадает. Мы проверяли. Мы повторили все твои действия, включая работу на копировальном аппарате. Все вместе у нас заняло пять с половиной минут. Теоретически ты должен был подойти к ее кабинету ровно в восемь. Получается одиннадцатиминутный зазор, который я не могу объяснить, если ты говоришь, что не видел, как она воспользовалась телефоном.
– Я тоже не могу, – согласился Мартен.
– Разве что… – начал Фурнье.
– Разве что что?
– Давай представим на минуту, что ее избил ты. Это продолжается несколько минут. Восемь, десять… Включая момент паники, а потом время, чтобы уничтожить следы. А потом ты берешь ее мобильник и набираешь сообщение, перед тем как уйти. Типа алиби.
– Очень остроумно, – заметил Мартен. – А что было в этом сообщении?
– Не имеет значения, – парировал Фурнье.
– Но тогда я должен был знать, что кому сказать. И какая мне выгода от этого? Все, что я получаю, – это возможность ответить на твои вопросы и правдоподобно объяснить десятиминутное расхождение.
– Одиннадцатиминутное.
– Согласен, одиннадцатиминутное. Не слишком-то я хитер, тебе не кажется?
Мартен не смог отказать себе в удовольствии подпустить сарказма. И сразу же пожалел об этом.
– Есть гораздо более простое объяснение, – добавил он.
– Тогда поделись, – попросил Фурнье. – Единственное мое желание – поверить тебе.
Четверг, середина дня
Она осторожно выщипывала брови перед зеркалом в ванной, безо всякого снисхождения рассматривая ненакрашенное лицо. Она очень красива, но сколько это еще продлится? Она уставилась черными глазами в свое отражение и снова погрузилась в прошлое.
Четверг, первое мая 1986 года, утро
Восемнадцатью годами раньше.