Стена вуали больше не висела надо мной, холодные острые струйки не кололи кожу, течение сделалось более плавным и несло вперед не с той необоримой стремительностью, как прежде. Я вынырнул и, энергично загребая воду, поплыл к западному берегу. Поток старался утащить меня в озеро, швырнуть на камни, но это ему не удалось – я был сильнее и выиграл наш недолгий спор. Серьезный водопад, но все же не Ниагара, не Игуасу… И речка не того калибра, и звери вокруг не водятся… Я фыркнул, представив, что среди скал меня поджидает какой-нибудь хищник – не ягуар, а, как положено в Азии, барс или бенгальский тигр. Волна подхватила меня, бросила к берегу с явным намерением переломать все кости, но подвернувшийся камень лишь ободрал колено. Я вылез из воды, отдышался, остановил кровь и завертел головой в поисках подходящего утеса.
На обрыве, над пенной завесой водопада, суетились три фигурки: одна, зеленая, целила прямо мне в живот, оранжевая с желтой возились с мешками, привязывая к ним мачете и ледорубы. Я помахал рукой, зеленая фигурка дернулась, и арбалетный болт сверкнул в тусклом послеполуденном свете, разворачивая и вытягивая почти невидимую нить. Затем в трех шагах от меня звякнуло, я подхватил с земли острый титановый штырь, намотал на запястье конец тросика и полез на ближайшую скалу – из тех, что была повыше.
Полимерный трос был прочным, легким и практически нерастяжимым, усилие разрыва – около двенадцати тонн. Я обмотал им выступ на вершине утеса, торчавший словно гигантский палец, затем полюбовался своей работой: чуть поблескивающая линия падала сверху к моим ногам, пронзая стену вуали в самом тонком месте. Прошла минута, затем другая; канат вибрировал, тихо гудел, но был по-прежнему прочен и надежен. Далекий крик Макбрайта, чуть слышный за рокотом вод, раскатился вдоль обрыва: спу-у-ска-ать? Я снова взмахнул рукой, и фиолетовый мешок с привязанным к нему оружием скользнул по натянутому тросу.
Его полет свершился быстро – полминуты, не более, и прибыл он ко мне без всяких повреждений, какие могла бы причинить вуаль. Правда, грохнулся о камень, но ни фарфоровых чашек, ни хрустальных рюмок мы с собой не брали. Отстегнув карабин, я вытащил свою одежду, натянул ее, зашнуровал башмаки, подпоясался и пристроил мешок с остальным добром у камня, чтобы смягчить удар в финальной точке траектории. Мне благополучно спустили еще три рюкзака, и я перетащил их вниз, в расселину с неглубокой нишей у основания скалы.
Сумерки еще не наступили, видимость была отличной, и наша переправа могла завершиться в ближайшую четверть часа. Троим моим спутникам полагалось проплыть по западному рукаву, нырнуть под вуаль и выбраться к скалам; плыть в комбинезонах и со страховкой – тросиком, скользившим вдоль каната на роликовом карабине. Этот страховочный конец удержит их, если течение начнет сносить в центральную или восточную протоку, что маловероятно, если не удаляться от правого берега. Главное, вовремя уйти ко дну и не высовывать носа пару секунд, пока не протащит под вуалью… Еще, конечно, не разбить о камень голову, не вывихнуть шею, не переломать костей и не лишиться чувств – но это для экстре-малыциков не проблема. По-настоящему я беспокоился только о Фэй.
Наверху о чем-то спорили. Сиад ждал, равнодушно отвернувшись от спутников, Джеф размахивал руками, показывая то вниз, на падавшую в пропасть воду, то на блестящую ниточку троса; Фэй слушала, по временам склоняя голову или делая отрицательный жест. Прикидывают длину страховки, подумал я и недовольно нахмурился. Что за пустые споры? Метров сорок – сорок пять; свобода маневра обеспечена, и хватит, чтоб не снесло к востоку. Я посмотрел на канат – он, казалось, чуть-чуть провис, но это скорее всего было игрой воображения.
Фэй и Макбрайт разом кивнули – видно, пришли к согласию. Сиад, согнувшись и стоя спиной к обрыву, что-то привязывал к поясу девушки – наверное, страховочный конец; Джеф присел, защелкнул на канате роликовый карабин. Это было простое, древнее, но надежное приспособление, с петлей, которая закреплялась под мышками, и тормозом для регулировки скорости спуска. Но ни петля, ни тормоз не нужны; Фэй не полетит, а поплывет, и потому…
В следующее мгновение я окаменел: Фэй пропустила петлю под мышками, с силой оттолкнулась и понеслась над водопадом. Ее оранжевый комбинезон был как язычок огня на фоне сумрачных небес; казалось, что под облаками вспыхнула комета и мчится теперь ко мне, с каждым мгновением набирая скорость. Вниз, вниз, вниз! Не притормаживая, все быстрее и быстрее, прямо в вуаль! Она преодолеет стену за секунды, мелькнуло в моей голове; затем – легкое усилие мысли, и я получил точный ответ. Три целых и двенадцать сотых… Ничтожное время, но как посмотреть: пересекая вуаль у городских руин, мы пробыли в ней гораздо меньше – меньше на порядок, подсказала память.
Я замер, не в силах пошевелиться; завеса времени отдернулась на миг, позволив мне заглянуть в грядущее. Ничего хорошего, ровным счетом ничего! Плотно сжатые губы Фэй и помертвевшие глаза – лишь это я увидел в приоткрывшуюся щелку. Но, кажется, она дышала… Или мне почудилось, что ноздри ее трепещут?..
Мое оцепенение прошло. Мысленно проклиная Мак-брайта, я бросился к реке; камни скрипели и стонали под подошвами башмаков. Фэй уже была в опасной зоне, мчалась, будто чайка над волнами.
Обойдется?.. Нет?..
Тонкий звон лопнувшего каната был почти не слышен в шуме падавшей воды. Вуаль, подумал я, вуаль! Слишком долго провисел в вуали! Как действует она на полимер? Разъедает? Инициирует процесс старения? На миг мелькнула безумная мысль: может, вуаль каким-то образом повязана с законом Мэрфи – все, что способно ломаться, ломается, а заодно ржавеет и гниет? В самом стремительном темпе?
Выбросив эту идею из головы, я с ужасом следил за Фэй. Ее полет прервался; раскинув руки, она устремилась вниз словно планирующая птица, но вдруг тело ее обмякло и, взметнув фонтаны брызг, девушка рухнула в воду. За грядой камней в кипящих бурунах, и это было хорошо; но плохо, что ее потащило в среднюю протоку. Под вуаль! Если вынесет к дальнему берегу озера, тоже прикрытому вуалью, как до нее добраться? Но я уже знал, что не брошу ее, не оставлю – погибну, но загляну ей в лицо хотя бы один-единственный раз.
Сжатые губы и помертвевшие глаза… Не так уж приятны вести из будущего! Любые, хорошие или дурные – не важно; получив их и зная, что произойдет, мы покоряемся обстоятельствам. Река событий уносит нас, словно безвольную щепку, тащит и направляет к тому, что должно случиться, лишая главного – надежды. Прозрение будущего полезно лишь тогда, когда представляешь его как многовариантный и управляемый процесс; неумолимые тиски детерминизма противны человеческой природе.
Я уже плыл, сражаясь с течением и энергично загребая воду. С того момента, как рухнула наша переправа, прошло совсем немного времени, минуты две, но Фэй провела их в потоке, который нес ее через вуаль – возможно, мертвую или израненную, но я надеялся на лучшее. Комбинезон и каска были хорошей защитой, да и камней в нижнем течении нет – плыви и только старайся не задохнуться. А вот вуаль… В мозаике, которую я терпеливо складывал, зияли слишком большие прорехи, чтобы ответить на главный вопрос: что происходит с живым организмом? С одной стороны, быстрое – очень быстрое! – пересечение вуали нам не повредило, с другой – останки китайской экспедиции и Лашт, заваленный костями… Возможно, дело в сроках? Малый не опасен, большой ведет к летальному исходу… Но что это значит – большой? Месяц? Сутки? Час? Тридцать три минуты – срок, за который износился трос?