Слабость Виктории Бергман. Часть 1. Девочка-ворона | Страница: 35

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Перед ней предстал еще один Самуэль.


ПРОШЛОЕ

Лагерь Красного Креста в Лакке состоит из трех больших палаток, переполненных больными или ранеными, и маленького каменного домика, используемого в качестве склада медикаментов и разного оборудования.

Каменный домик охраняется двумя хорошо вооруженными солдатами, поскольку лекарства пользуются у повстанцев большим спросом.

Оказалось, что у нее вывихнуто колено, и ей его перевязывают. Когда врачи вправляют колено, становится ужасно больно, но она относится к боли спокойно и отказывается от предложенной ей ампулы морфина.

Считает, что не заслужила.

Когда она просит разрешения посидеть на табуретке, вместо того чтобы лежать на лавке, врач качает головой и говорит, что мученичество в Сьерра-Леоне не принято.

Несмотря на боль в ноге, она сразу засыпает.

Когда она вновь открывает глаза, вокруг темно, светятся только несколько висящих у входа фонарей и стоящая в центре больничной палатки железная печка.

– Ты не спишь? – будит ее хриплый мужской голос. – Меня зовут Маркус, я детский врач ЮНИСЕФ. Завтра я отвезу тебя в аэропорт.

Он протягивает ей стакан воды и смотрит на часы.

– Похоже, здесь тебе больше делать нечего. Пора ехать домой.

Перед тем как уйти из палатки, он наклоняется и гасит лампу.

Меньше чем через неделю Маркус будет мертв.

Убит теми самыми детьми, помогать которым было его призванием.

Маленькие люди с оружием и властью убивать.

Дети-солдаты.


Дорога к расположенному к северу от Фритауна аэропорту временами пролегает через джунгли и очень труднопроходима.

Маркус ведет машину, а она лежит на заднем сиденье джипа с поднятой вверх перевязанной ногой.

На подъезде к Лунги они застревают, поскольку сильный дождь превратил лесную дорогу в глиняную кашу, и становится ясно, что без помощи им с места не сдвинуться.

В тот миг, когда они решают бросить машину и пробираться дальше пешком, они видят свет фар и слышат крики и грохочущую музыку.

Через ветровое стекло ей видно, что машины останавливаются, но из-за сильного дождя и темноты оценить размер группы повстанцев трудно.

Ей слышно, как Маркус пытается объяснить, что они здесь для оказания помощи, а сейчас направляются в аэропорт Лунги. Она осторожно высовывается из окна, чтобы лучше видеть.

Она знает, что их имущество включает ценные товары. Доллары, бензин, два автоматических пистолета, фотоаппараты и кое-какое врачебное снаряжение, в частности большая бутылка дезинфицирующего девяностошестипроцентного спирта. Однако она так же знает, что самый вожделенный товар – они сами.

Предводителю можно дать на вид лет двадцать, остальным по двенадцать, а некоторым даже не более шести или семи. Мальчики явно чем-то сильно накачаны, возможно, амфетамином в сочетании с какой-то формой галлюциногена, и ведут себя так, будто пребывают в коллективном трансе.

Юный лидер смеется и без всякого предупреждения ударяет Маркуса прикладом прямо в лицо. Ее вытаскивают из машины.

От боли она лишается чувств.

Предводитель сильно дергает ее за волосы и разрывает на ней рубашку так, что пуговицы отлетают.

Wanna touch her? [42] – обращается он к маленьким мальчикам.

Он смеется, наклоняется над ней и крепко сжимает одну грудь. Она видит его улыбающееся лицо, будто в тумане. Перед глазами огонь и вспышки, но никаких звуков вокруг нет. Слух у нее пропал.

Она словно бы наблюдает себя со стороны, как будто покинула тело. Кроме боли в ноге, она ничего не чувствует, и если концентрируется на ней, то все воспринимается легче.

Дети мстят, думает она.

Кто-то разрезает на ней брюки. Голову отклоняют назад, и чья-то рука заставляет ее широко открыть рот. Она ощущает тошнотворный вкус пальмового вина.

Когда слух возвращается, она слышит барабанную дробь ударов по нефтяной бочке и плач мальчика. Она возвращается обратно в тело, и мозг снова начинает работать.

Мальчик стоит перед ней, расстегивая брюки, а остальные хохочут. Один из старших толкает мальчика в спину, и тот, падая на землю, переворачивается. Она видит у себя на бедрах кровоподтеки, окрасившие брючины в красный цвет.

Она думает, что кричит, но не уверена.


Она вновь открывает глаза только десять минут спустя. Рядом с ней, скрючившись, лежит израненный Маркус. Он почти без сознания, а ей щиплет глаза соль от слез.

Она поднимает голову и видит склонившегося над ней предводителя. Он расстегивает ремень и молнию на брюках.

Piss on уа’bitch… [43]

От горячей струи странно разит чем-то сладким, и пока струя не попадает ей в глаза, она успевает отметить красноватый оттенок.

Мир вокруг перестал быть трехмерным. Стал плоским, как картина.

“Он писает кровью?” – думает она.

Закончив, он крепко хватает ее руками за шею и поднимает, будто куклу, и она чувствует голым животом его мокрый член.

Парень засовывает язык ей в рот, облизывает ей нос и веки. Во рту ощущается странный привкус красной жидкости.

Наверное, он ел свеклу, думает она, теряя сознание и погружаясь в темноту.


Она запрокидывает голову и видит прямо над собой слабый источник света. Лампочка?

Свет струится сквозь грязную ткань, которая колышется на ветру.

Нет, ей просто видна луна, и когда глаза привыкают к слабому свету, она различает земляные стены и пытается мыслить здраво.

Их с Маркусом сбросили в яму, прикрыв отверстие грубой тканью. Их собираются похоронить заживо?

Она понимает, что надо собраться, озирается, и ситуация начинает проясняться.

Мягкая земляная стена идет немного под уклон, возможно, достаточно, чтобы выползти наверх. До края всего два-три метра. Она предпринимает попытку, но боль опрокидывает ее обратно.

Свет лампочки сквозь ткань. Нет, луна.

В лежачем положении она подползает к ткани. Осторожно приподнимает ее сантиметров на двадцать, чтобы выглянуть наружу.

Снаружи моросит дождь, и в свете луны она видит открытое пространство, где лежит и спит один из детей. Вдруг она слышит, как кто-то громко взывает: “Mambaa manyaniMamani manyimi…” – и поспешно опускает голову обратно.

Жертвы становятся преступниками, думает она.

Взрослые отняли у них детство, и теперь они мстят им. Жертвы сливаются с преступниками. Так, вероятно, и должно быть.