Мы поднялись на пятый этаж и оказались перед довольно обшарпанной дверью, с которой лохматыми полосами свисал оборванный дермантин обивки. Надо же, я думала, что наследник Потемкина обитает в более приличном месте…
— Кто там? — раздался за дверью хриплый голос, то и дело срывавшийся в надсадный кашель.
— Мне нужен Юрий Потемкин.
— Он всем нужен.
— Скажите, что пришла адвокат его мачехи, у меня срочное дело.
Дверь открылась, и я увидела совершенно лысого, иссохшего человека с желтой кожей и провалившимися глазами.
— Я Потемкин. Извините, бронхит у меня.
Пережив первый шок, я выдавила:
— Меня зовут Варвара Валерьевна, я адвокат госпожи Потемкиной, вот… — Я вынула из кармана бумагу, удостоверявшую мои слова, и Юрий внимательно изучил подпись.
— Точно, это Настя писала, — возвращая мне листок, сказал он, — проходите.
— Нет, мне бы не хотелось… может, лучше в кафе? Через дорогу?
Потемкин пожал плечами, снял с вешалки куртку, сунул ноги в растоптанные ботинки и вышел на площадку.
— Вы живете один? — спросил Димочка, спускаясь по лестнице впереди нас.
— Да. Не люблю толпу. А что Настя хотела? Где она?
— Сейчас кофе попьем и обсудим, — уклонилась я. — А почему такой странный выбор района?
— Думаете, если папаша миллионер, то сын непременно должен на Рублевке зависать? — ухмыльнулся Юрий. — Вы моего старшего брательника видели?
— К сожалению, не пришлось. Он в реанимации был.
Потемкин запнулся и встал как вкопанный:
— В реанимации? Он же вроде в санатории?
— Я бы не назвала это место санаторием… А вы что же, не в курсе?
— Нет, откуда? Настя куда-то пропала, телефон молчит… а с Аликом давно связи нет, там телефоны не положены.
— Ну, я думаю, что не раскрою тайны, скорее всего, Анастасия сама скажет вам. Вашего брата пытались отравить.
Потемкин сел прямо на грязную лестницу, зажмурился и обхватил голову руками:
— Но… он жив?
— Был жив. Но увидеть его мне не удалось. Насколько я поняла, кто-то принес ему бутылку водки, щедро сдобренной клофелином. Знаете, что это такое?
— Разумеется. А кто? К нему ведь никого не пускают, это было непременно условие.
— Некто представился адвокатом семьи. Кстати, а вы не подскажете мне его имя?
Потемкин покачал головой:
— Этого никто не знал. Папа называл его «анвальт», никак иначе. Я с ним незнаком, никогда не встречался, Алик, думаю, тоже.
— Тогда непонятно, почему ваш брат так запросто взял бутылку у человека, которого не знал, — заметил Кукушкин, которого я не посвящала в эту историю, и теперь он внимательно ловил каждое слово. Я и сегодня не брала бы его с собой, но, к сожалению, больше никому не могла довериться.
Юрий пожал плечами:
— Возможно, все дело в его состоянии. Понимаете, он пил беспробудно, вообще уже человеческий облик потерял. Так что ему вряд ли было важно, кто принес водку. Главное, что принес. А адвокатом тоже кто угодно мог представиться…
— Ну, у меня потребовали доказательств моей причастности к делам вашей мачехи, — сказала я. — Так что вряд ли кто угодно. Идемте все же в кафе, Юрий. Я не привыкла беседовать на лестнице.
В кафе было совсем пусто, за высокой витриной-холодильником скучала молодая девушка в бордовом фартуке и белой кружевной наколке на волосах. При нашем появлении она встрепенулась, натянула на лицо радостную улыбку и прокричала:
— Хорошего вам дня! Добро пожаловать!
Я поморщилась: эти новомодные изыски владельцев вроде таких вот громогласных приветствий меня лично скорее отпугивали, чем радовали. Но выбирать не из чего.
Мы сели за стол в самом углу, подальше от любопытных глаз и ушей кондитерши, заказали кофе и круассаны с ветчиной и сыром.
— Я закурю, вы не против? — спросил Юрий, вынув пачку сигарет.
— Курите. Юрий, дело вот в чем… Анастасия просила дать ей возможность поговорить с вами.
— А вы знаете, где она?
— Нет. Но могу связаться. Вам, к сожалению, номер не дам.
— Я понимаю. Мне кажется, на нас устроили охоту… И Настя спасает дочь, потому что это ее самое уязвимое место.
— А как вы думаете, кто именно?
— Я не думаю, я точно знаю. У вас есть ручка? — Я протянула Потемкину ручку, и тот, взяв салфетку, написал на ней несколько слов. — Вы только сейчас не смотрите и вопросов мне не задавайте, я все равно больше ничего не знаю. А и знал бы — не сказал, потому что жить хочу.
— Так подпишите бумаги, — пожала я плечами, убирая салфетку в карман куртки.
— Да? Вы так считаете? — иронично усмехнулся Юрий. — Я потому и упираюсь, что понимаю: подпись на бумагах автоматически означает смерть. Мы никому не нужны живыми, если подпишем. И Настя права, что упирается.
— Я не совсем понимаю, зачем тогда покушались на Александра.
— Не понимаете? А он ужеподписал, — понизив голос, сказал Потемкин, — просто Настя этого не знает. Он как раз перед отправкой в санаторий это сделал, сам признался, что ему заплатили. Только денег я потом на его счете так и не нашел.
— А искали?
— Искал. Я много должен, хотел… занять у брата, ему пока все равно без надобности. Но оказалось, что его счет совершенно пуст.
— Интересно… — протянула я. — То есть Анастасия не знает, что Юрий продал свою долю?
— Ну, во всяком случае, когда мы виделись в последний раз, не знала.
— Тогда мы вот что сделаем… Я ей позвоню сейчас, а вы в разговоре не касайтесь этой темы, хорошо? Пусть пока все остается так, как было.
— Как скажете.
Я набрала номер Потемкиной и, когда та ответила, поздоровалась и передала трубку Юрию. Он выразительно посмотрел на нас, и мы с Кукушкиным пересели за другой стол.
— А вы, оказывается, скрываете от меня что-то, — почти с обидой заметил Димочка.
— Поверь мне: в этой ситуации правило «меньше знаешь, крепче спишь» еще и жизнь продлить может, — сказала я, наблюдая за тем, как меняется в процессе разговора лицо Юрия. — Это, так сказать, частная практика, дело, не имеющее отношения к конторе. Просто оказала любезность знакомому.
— Хорошенькая любезность… Клофелин, алкоголик, какие-то подписи, потенциальные трупы… Это ведь криминалом попахивает!
— Не принюхивайся, — отрезала я. — И вообще будет лучше, если об этой встрече ты забудешь сразу, как только мы выедем за пределы Филей. Поверь: так действительно будет лучше.
Димочка совершенно, очевидно, обиделся, но я не собиралась реагировать на это. Есть вещи, которые ему знать не нужно.