Она забиралась доктору в голову и показывала странные, дикие картины своей прошлой жизни. Она подменяла ему его собственные воспоминания.
– Прекратите это, иначе я не смогу нормально работать, – сказал Накамура Габриэле.
С того дня в палату Клео Вудворт вместе с ним приходили старые наставники Наследия. Странно, но ребенок, подчинивший себе волю матери, не пытался противостоять им. Он затихал, ослаблял свою власть, позволяя Клео стать собой. Доктору не нужно было слышать ее слов, чтобы понять это, – достаточно заглянуть в ее глаза, где не было ни порока, ни вожделения. Просто женщина. Просто друг.
– Не извиняйся, – останавливал он Клео, когда она, краснея, вспоминала свое недавнее поведение. – Считай это побочным эффектом. Кто-то становится раздражительным во время беременности, кто-то остро реагирует на запахи, вкусы… Ты же странно ведешь себя… Скоро все это закончится.
Доктор брал ее за руку и смотрел в глаза, надеясь, что его взгляд успокоит лучше сотен неуклюжих слов.
– Спасибо, – говорила Клео и заставляла себя улыбаться. – Надеюсь, безумие прошло, и я смогу себя контролировать…
Но безумие возвращалось. Не явно, нет. Оно словно играло с доктором. Не являя себя в присутствии старых детей Наследия, нечто мрачное и порочное приходило к Накамуре во снах, рисуя картины диких дионисийских ночей Клео и сверхлюдей.
– Может быть, проблема не в ребенке Клео, а в вас, доктор? – скептически предположила Габриэла, когда Накамура попросил приставить детей Наследия к нему во время сна.
– Что значит «проблема во мне»? – растерялся доктор.
– Никогда не слышала, чтобы слуги, вендари или дети Наследия забирались в человеческие сны.
– Но я не хочу видеть все это! Клео стала для меня почти сестрой…
– Клео всегда будет просто женщиной.
– Но… – Накамура замолчал, не в силах пересказать все то, что видел во снах. – Они не могут принадлежать мне, – покачал он головой. – Я никогда не думал о подобном…
– Ну, на то они и сны, чтобы не поддаваться контролю.
– Они не могут принадлежать мне! – разозлился Накамура.
В принципе, Габриэла и не спорила с ним.
– Если доктор хочет, чтобы его сон охраняли дети Наследия, то они будут охранять, – сказала она прежде, чем Накамура потерял самообладание.
– Спасибо, – сказал доктор, глотая кипящий гнев.
– Не за что, – сказала Габриэла. – Главное – не забывайте, что когда меняется наше восприятие, то меняемся и мы сами, – напомнила она перед тем, как уйти.
– Глупость, – сказал Накамура, но дверь за Габриэлой уже закрылась. В эту ночь, перед тем как лечь спать, Накамура выглянул в коридор и убедился, что седовласые дети Наследия наблюдают за ним. Он не знал их имен, да и не хотел знать. Главное, что эти искусственно созданные монстры будут присматривать за его сном, оберегать его. Доктор лег в кровать, надеясь, что ему приснится дочь или детство: доброе, полное надежд и веры в лучшее. Кто-то забрался к нему в голову – Накамура уже давно научился узнавать, когда чье-то сознание начинает изучать его. «Ну, если так они смогут оградить меня от дурных снов…» – подумал доктор, смирившись с посторонним в своей голове, закрыл глаза, но еще долго не мог заснуть, беспокойно ворочаясь, думая о предстоящих родах Клео Вудворт… Этой странной Клео Вудворт… Такой молодой внешне, но с таким старым, усталым взглядом. Когда же умерла в ней беспечность? Что стало причиной? Кровь древнего? Затянувшаяся молодость? Ночи бесчинств с Мэтоксом и его друзьями? Рождение детей или знания об изнанке мира, его мрачной, неприглядной ночной мгле, где живут тени и безумные слуги древних? Или же причина во всем сразу, включая странное детство, особенности работы и череду неудачных отношений? Как много мужчин предало ее, отказалось, заставив чувствовать себя неполноценной, ущербной? Возможно, именно поэтому она и осталась с Мэтоксом? С этим странным сверхчеловеком, использовавшим ее, чтобы отомстить за свою возлюбленную по имени Крина.
– Он бесподобный любовник, – услышал Накамура женский голос, но так и не понял, сон это или часть воспоминаний, которыми некогда поделилась с ним Клео.
Две женщины – Клео и Фэй – сидели в гостиной и обсуждали хозяина дома, в то время как он занимался любовью в спальне с третьей женщиной. Его мысли были открыты, чувства обнажены. Можно заглянуть ему в голову, увидеть мир его глазами, почувствовать то, что чувствует он. Или заглянуть в мысли женщины, находившейся сейчас с ним. В мысли еще одного сверхчеловека в этом доме.
– Он рассказывал тебе, что до того, как стать любовницей, Крина хотела просто осушить его для своего хозяина? – спросила Фэй.
– Крина давно мертва, – сказала Клео.
– Но он все еще любит ее.
– Сомневаюсь, что он вообще может кого-то любить.
– Он любит своих детей…
– Дети – это другое…
Женщины смолкли, прислушиваясь к мыслям Эндрю Мэтокса и его любовницы, которую привезла в этот дом Фэй. Накамура видел их лица. Фэй взволнованна, возбуждена. Клео… Клео выглядела какой-то безразличной, безучастной.
– В следующий раз я привезу мужчину для тебя, – сказала неожиданно Фэй.
– Не хочу, – монотонно отчеканила Клео.
– Хочешь, – так же монотонно сказала Фэй. – Вижу, что хочешь. Так же, как хотела завести детей. Никогда не делала на этом акцент, но когда забеременела, ни разу не задумалась о том, чтобы избавиться от них.
– Не понимаю, что плохого в детях.
– Я разве сказала, что это плохо? Нет. Дети – это хорошо… Особенно когда их отцом был сверхчеловек… Может быть, когда-нибудь я тоже захочу детей… Не близнецов, конечно. Боже упаси. Одного. Девочку. Как твоя Ясмин… Согласись, она очень сильно похожа на своего отца?
– Не знаю, мне сложно представить Мэтокса ребенком.
– Загляни к нему в мысли и все увидишь сама. Он ничего не скрывает.
– И что я увижу? Мир глазами ребенка? Это совсем не то, что наблюдать за ребенком со стороны…
Накамура подумал, что и сам сказал бы так же. Зачем изучать мир глазами ребенка, если можно смотреть, как ребенок взаимодействует с этим миром? Или же восприятие сверхлюдей устроено как-то неправильно? Почему они так любят забираться в чужие головы, изучать чужие мысли, словно пытаясь заполнить этим свою собственную внутреннюю пустоту? Накамура долго смотрел на Фэй. Нужны ли этому миру сверхлюди? Нужен ли сверхлюдям этот мир? Накамура вдруг понял, что в реальности Фэй уже мертва. Эндрю Мэтокс мертв. Даже этот дом – и тот сгорел. Жизнь обещала сверхлюдям вечность, но жизнь рухнула, посмеялась над ними. «Можно ли что-то изменить, предупредив их сейчас?» – думал Накамура, не чувствуя, не понимая во сне линейность времени, его необратимый бег.
– Наследие найдет вас и убьет, – сказал Накамура, вглядываясь Фэй в глаза. Сейчас она была для него всего лишь пациентом, которого можно спасти. О том, что перед ним женщина, Накамура не думал. Просто человек. Просто жизнь. Ни больше ни меньше. – Беги отсюда, – сказал Накамура Фэй. – Беги… – он оборвался на полуслове, увидев, что разговаривает со своей дочерью.