– Все будет хорошо, – пообещала доктору Клео Вудворт за неделю до операции – жестокой, кровавой, целью которой было извлечь ребенка из матери до того, как начнется кормежка…
Габриэла стояла рядом и готовилась принять новорожденного.
– Я назову его Фонсо, – ворковала она, и в глазах у нее вспыхивал нездоровый блеск.
Накамура молчал – кромсал плоть Клео Вудворт, пробираясь к плоду, и старался ни о чем не думать. Клео кричала так сильно, что через пару минут сорвала связки, стихла, продолжая безмолвно открывать рот. Ее держали дети Наследия, не позволяя двигаться, в то время как нерожденный ребенок не позволял ей потерять сознание. Казалось, что эта связь сохранилась и после того, как Накамура извлек мальчика, передав Габриэле. Клео лежала на операционном столе и жадно хватала ртом воздух. Ее брюшная полость была распорота, почти вывернута наизнанку.
– Прости меня, – шептал ей Накамура, а Габриэла уже уносила ребенка – крепкого, сильного, голубоглазого. – Все будет хорошо, – пообещал Накамура его биологической матери.
Клео встретилась с ним взглядом и только тогда отключилась. Дети Наследия отпустили ее, ушли следом за Габриэлой. Роженица умирала, угасала. Накамура собирал ее внутренности, зашивал брюшную полость, понимая, что шансов на спасение нет. В операционной впервые за долгие месяцы наступила тишина. Дети Наследия уничтожили перед рождением Фонсо всех женщин, оплодотворенных дикой порослью. Эксперименты закончились. Накамура закрыл глаза…
– Если хочешь выжить в Наследии, то нужно принять его правила, – прозвучал в голове чей-то голос, заставив Накамуру вздрогнуть. – Наследие не живет по законам людей. Мы другие, и у нас другие порядки.
Накамура открыл глаза, увидел Эрбэнуса и послал его к черту.
– Я не служу твоим богам, человек, – сказал Эрбэнус.
Он не хотел приходить сюда, предлагая помощь. Идея дать доктору кровь вендари, чтобы спасти Клео Вудворт, принадлежала Лане Зутерман.
– Иначе как мы узнаем, спасет это меня после родов или нет? – спросила она, когда Эрбэнус попытался объяснить, что это слишком рискованно. – К тому же ты сотрешь доктору воспоминания. Никто ничего не узнает…
– Вот – надеюсь, это поможет, – сказал Эрбэнус, протянув доктору шприц с кровью Оллрика.
– Что это? – насторожился Накамура.
На объяснения не было времени, поэтому Эрбэнус просто показал ему плененного вендари в своем доме. Показал Лану Зутерман. Показал не ради того, чтобы доктор поверил, а чтобы он позволил стереть часть своих воспоминаний, не оказывал сопротивления.
– Если Наследие узнает, то Лану убьют, – сказал Эрбэнус.
Накамура кивнул, хотел сказать, что должен осмотреть эту женщину, но понимал, что его услуги потребуются только когда настанет время появиться ребенку на свет. Затем Эрбэнус ушел, стерев из головы Накамуры воспоминания о своем визите, оставив лишь понимание, что спасение Клео Вудворт – не более чем удача, божественное стечение обстоятельств…
– Прости, что причинил тебе вред, – сказал Накамура, когда Клео Вудворт пришла в себя.
Это случилось на вторые сутки после операции.
– Как такое возможно? – задала она такой же вопрос, как и чуть ранее Габриэла.
– Я не знаю, – честно сказал доктор. – Возможно, кровь древнего, которую ты принимала прежде, спасла тебя, возможно, ребенок улучшил твою регенерацию… – он замолчал, ожидая, что Клео спросит о судьбе своего сына, но она не спросила.
Не могла она и заглянуть в голову доктора, чтобы узнать о происходящем, потому что силы, превращавшие в сверхчеловека прежде, оставили ее, ушли вместе с ребенком.
Фонсо. Накамура видел его уже дважды. Крепкий, здоровый младенец. Казалось, Габриэла не выпускает его из рук ни на мгновение.
– Он напоминает мне Эмилиана, – ворковала она. – Только на этот раз я не допущу прежних ошибок… Словно судьба дала мне второй шанс…
Фонсо рос быстро, спешно. Можно сказать, созревал на глазах, распускался опасным плотоядным цветком, заставляя детей Наследия обходить покои Габриэлы стороной, правда, сама Габриэла не замечала этого.
– Чокнутая старуха! – ворчала на нее Клео, когда Накамура рассказывал о том, что происходит вне лазарета.
Кровь вендари, которую Эрбэнус еще трижды передавал доктору, исцелила тело Клео и вернула телепатические способности. Вот только отпускать Клео никто не собирался.
– А что если мальчик захочет познакомиться с матерью? – спросила Габриэла, когда Накамура пытался заговорить с ней о том, чтобы позволить Клео покинуть Наследие.
Чтобы уйти самому, доктор и не заикался. Да и не отпустила бы его Габриэла, ясно дав понять, что он нужен ей, чтобы наблюдать за Фонсо, изучать мальчика, его спешный рост, созревание. Каждый раз во время таких обследований Фонсо, как бы играясь, забирался доктору в голову и разглядывал доступные воспоминания. Вначале ребенок был наивен, доверчив, но Накамура чувствовал, как крепнут его мысли, как рождается его личность.
– Вы должны разработать альтернативный способ его кормления, – сказала Габриэла, которая настаивала на внутривенных инъекциях с рождения Фонсо. Но инъекции не помогали. Да и не нравились они мальчику, и чем взрослее он становился, тем отчетливее чувствовал Накамура его неприязнь. – Не нужно злить этого ребенка, доктор, – предупредила Габриэла, хотя Накамура и сам уже понял это, потому что каждый раз, как только Фонсо видел шприц, в темных углах появлялись тени, а в голове доктора что-то натягивалось, словно собираясь лопнуть, забрызгав стены кровью и ошметками мозга.
Природа мальчика брала свое. Неделя за неделей…
В день, когда Эрбэнус обратился к Накамуре за помощью, Фонсо укусил доктора. Укусил за руку, державшую шприц. Ребенок к тому времени уже подрос. На вид ему было года два-три. Накамура видел, как изменилось его лицо. Видел тонкие, искрящиеся зубы-иглы. Они вспороли кожу на запястье доктора, проткнули вены. Кровь заполнила Фонсо рот, а когда дети Наследия оттащили его от Накамуры, мальчик запрокинул голову и проглотил добытую пищу. Габриэла ахнула, схватила салфетку и метнулась с несвойственной для старухи проворностью к ребенку, чтобы вытереть ему лицо.
– Вам лучше уйти, доктор, – сказала она, не оборачиваясь, Накамуре, словно это он был виновен в случившемся.
Дети Наследия открыли доктору дверь, готовые вышвырнуть его, если он мгновенно не исполнит распоряжение их Матери. Накамура не возражал. Уйти из покоев Габриэлы. Уйти из Наследия… Вот только в то, что его когда-нибудь отпустят, он уже давно перестал верить. Да и было что-то еще. Что-то держало его здесь – долг, о котором он не помнил, а лишь чувствовал его подсознательно. Еще один ребенок. Еще один кошмарный сон в роли мясника.
– Вы не забыли о Лане Зутерман, доктор? – спросил Эрбэнус, когда Накамура шел в комнату Клео Вудворт, собираясь рассказать ей о происшествии с Фонсо. Голос прозвучал в голове доктора, заставив остановиться. – Пришло время вспомнить, – сказал Эрбэнус, показывая Накамуре, как он сможет выбраться из комплекса.