— Я видела, как он убивает. Он при этом разряжается. Он расист, получивший разрешение ненавидеть и убивать.
— Ты про расиста — потому что я черная?
— Нет, просто не найду лучшего слова для такого отношения к вампирам. Я сказала, что стала его бояться, увидев, как он протыкает вампиров? Так это я не шутила. Он ненавидит их так, что просто не остается места для проблеска мысли, для малейшего повода, который дал бы возможность ненавидеть их меньше. Эта ненависть его сжигает, а сжигаемые ненавистью — психи. Ненависть ослепляет, не дает видеть правду и заставляет ненавидеть всех, кто с тобой не согласен.
— Еще он говорит, что вампира всегда нужно проткнуть колом. Использование серебряных боеприпасов он не одобряет.
— Да, он приверженец кола и молотка. — Я нагнулась над рюкзаком и вытащила дробовик «Моссберг-500 Бантам». — Вот это мое любимое оружие для расстрела в гробах. Всего-то и надо — уничтожить мозг и сердце. Но нельзя просто пальнуть в голову и в грудь и считать, что работа сделана. Нужно удостовериться, что мозг вытек на пол, или же что голова полностью отделена от тела. А сквозь дыры в груди должен проходить свет. И чем старше вампир, тем радикальнее надо разрушать голову и тело.
— Он говорил, что достаточно будет проткнуть сердце колом.
— Если сквозь грудную клетку виден свет, если сердце уничтожено полностью, то, вероятно, да. Но если есть время уничтожить еще и мозг, это стоит сделать. И я хочу, чтобы ты знала: так оно надежнее. Я, вынув сердце, потом возвращаюсь и стреляю в голову — в полевой работе.
— В смысле, на охоте?
— Да.
— У меня эта охота первая.
Я про себя подумала: вот блин.
— То есть ты даже не участвовала в охоте?
— Ни разу.
— Ты говорила, что казни выполняла только в морге, но я думала, ты хотя бы как помощник маршала работала. Никогда даже не видела, как убивают вампира в бою?
— Ничего, справлюсь.
Я покачала головой:
— Теперь я должна буду тебя кое о чем попросить, а ты не обижайся.
Она села на край своей кровати.
— Справедливо. Так о чем ты хочешь попросить?
— Это очень тяжелый случай, Карлтон. Охота не для новичка в полевой работе.
— Я знаю, что случай сложный.
— Нет, пока еще не знаешь. — Я села на свою кровать, лицом к ней. — Я тебя прошу переписать на меня ордер. Очень прошу.
Она разозлилась и не пыталась этого скрыть.
— Невозможно. Девушка в этой ситуации — я, и если я сдам назад, другие маршалы больше никогда на меня надеяться не будут.
— Карлтон, не в том дело, кто тут девушка. Дело в том, кто тут без опыта.
— Я сумею прикрыть тебе спину, Блейк.
— Да меня не волнует, что меня убьют из-за твоей неумелости.
Она снова нахмурила брови:
— Так что тебя волнует?
Я глянула в эти темно-карие глаза, в серьезное лицо.
— Волнует, что тебя убьют по этой причине.
На этом девичьи разговоры кончились, мы просто готовились ко сну. Я пошла в ванную переодеться. Оружие я паковала сама, а вот одежду — нет. Это сделал Натэниел, один из живущих со мной любовников, леопард-оборотень и леопард моего зова. Он из нас всех самый домовитый, а я могла бы разобраться с джинсами, футболками, сапогами и кроссовками, но с пижамами — нет, это пусть лучше он. Майка и мальчиковые шорты, вот только почему-то кружевные, черные и облегающие, как вторая кожа. Упругости ткани вполне хватало поддерживать мои груди в нужном положении. Обтягивающие штанишки тоже смотрелись классно, хотя и очень не подходили маршалу, но более подходящих Натэниел мне не положил. Ох, я ему все скажу. Давно собираюсь.
Когда я вышла, Карлтон заметила:
— Красивая пижамка. Даже жалко тебя разочаровывать, что ты не с мальчиками будешь спать.
Я не дала себе труда осадить ее взглядом.
— Это мне мой бойфренд уложил, пока я укладывала оружие.
— Ты доверяешь мужчине уложить тебе одежду?
— Обычно он с этим отлично справляется. А пижаму, боюсь, уложил ради того, что хочет видеть.
— Да уж, настоящий мужчина! — фыркнула она.
Я вздохнула:
— Тоже так думаю.
На просторной футболке, которую она надела, пел в микрофон кто-то, кого я не узнала. Я нырнула под одеяло, дешевые хлопчатобумажные простыни были как в каждом отеле или мотеле в этой командировке. Мне бы сейчас шелковые простыни на кровати Жан-Клода или мягкие дорогие хлопковые, как у меня с Микой и Натэниелом. Избалованна я хорошим постельным бельем.
— Ты всегда спишь с таким количеством оружия?
— Да.
Не совсем правда. Я всегда сплю с пистолетом под рукой, но обычно наручные ножны с тонкими серебряными лезвиями снимаю. Они не слишком удобны, чтобы в них спать, но если ребята из «Арлекина» быстрее обычных вампиров и оборотней, может не остаться времени лезть под подушку за пистолетом. Выхватить клинок из ножен быстрее, потому что пистолет под подушкой либо в кобуре, либо на предохранителе, и потому в любом случае получается на несколько секунд медленнее, чем просто выхватить ножи. Большой нож, который обычно ношу на спине, я положила рядом с кроватью на рюкзак, чтобы иметь возможность достать его при необходимости, хотя, честно говоря, если первые два ножа и пистолет мне не помогут, то вряд ли я успею дотянуться до третьего.
С этой жизнерадостной мыслью я выключила свет на своей стороне комнаты.
Вдруг стало очень темно — только полосочка искусственного света пробивалась из-за немного раздвинутых штор, закрывающих балкон — просто бетонную дорожку с перилами. Дверь вела прямо в ночь. Вампир не сможет войти в комнату без разрешения, но оборотень вполне, и человек под властью чар тоже может, и…
Мне этот номер нравился все меньше и меньше, но он был дешев, а я уже знала, что, если разъезжаешь на казенные даймы, казна их старается у тебя отжать. Про центы вообще и речи не идет.
Из не совсем полной темноты донесся голос моей соседки:
— А Джеральд Мэллори прав, что вампиры легче соблазняют женщин, чем мужчин?
— Нет.
— Почему же ты — единственный маршал, который с ними живет?
— Ты была влюблена когда-нибудь?
Лица ее я не видела, но слышала, как она замерла, как потом зашуршали простыни.
— Да.
— Ты в него влюбилась обдуманно?
Снова зашелестели простыни.
— Такие вещи не обдумываешь, они просто происходят.
— Вот именно, — сказала я.
Вздохнула в темноте кровать — моя соседка повернулась с боку на бок.