— Погоди, — сказал он, телефоном сфотографировал сетку и матрас возле окна. — Посылаю тебе картинку, посмотри, что с другой кроватью сталось.
— Ну-ну, хочу видеть, — донесся ее все еще рассерженный голос.
Эдуард спокойно слушал ее сердитое сопение. Через несколько минут она спросила:
— Чего это кровать прислонена к окну?
— Чтобы если вампиры и оборотни, за которыми мы охотимся, попытаются вломиться, кровать их задержала на время, и мы успели бы начать стрельбу.
— Что случилось?
Голос Донны звучал уже спокойнее.
— Этой ночью было нападение на Аниту и еще одного маршала, женщину. Эта женщина в больнице. Я не мог доверить охрану Аниты никому, кроме себя.
— Это правда, никто лучше тебя не справился бы.
Голос ее снова успокоился, стал тише, и я уже не слышала ее реплик.
Эдуард протянул мне телефон со словами:
— Донна хочет говорить с тобой.
Я отчаянно замотала головой.
Эдуард посмотрел на меня тяжелым взглядом, и я поняла, что спор не выиграю. Осторожно взяв трубку, я попыталась говорить жизнерадостным или хотя бы не нервным тоном.
— Привет, Донна.
— Как ты?
— Нормально.
— А та женщина, маршал? Она серьезно ранена?
— Жить будет. И даже без последствий, только надо дождаться анализа, не заразилась ли она ликантропией.
— Это был оборотень?
В ее голосе послышался страх.
Я себя выругала за неосторожность. Первый муж Донны был убит вервольфом у нее на глазах. Питер, которому было всего восемь, подобрал оружие отца и убил оборотня, спас мать и сестренку. Сейчас Питеру семнадцать, и во многих отношениях он кажется больше сыном Эдуарда, чем Донны.
— Да, он, но все в порядке. Ну то есть раненая есть, но она в нашей работе новичок, и…
— Насколько новичок?
— Первая настоящая охота.
— Очень сочувствую.
— Я тоже.
— Береги там Эдуарда для детей и для меня.
— Знаешь сама, что буду.
— Я знаю, ты проследишь, чтобы он вернулся домой целым и невредимым. А он — чтобы ты. На это я могла ответить только, что так и будет. Она после этого захотела снова говорить с Эдуардом, и я отдала ему трубку. И сама ушла в ванную заняться утренними процедурами, а им дать возможность поговорить наедине. Давно ли это они с Донной разговаривают каждое утро? Ладно, не мое это дело.
Когда я вышла, Эдуард уже закончил разговор. Он посмотрел на меня, я на него.
— Вышло куда лучше, чем я думала, — сказала я.
— Донна тебе доверяет.
— Доверяет в том смысле, что я тебе сберегу жизнь. А в смысле с тобой — не доверяет.
— В этом смысле она не доверяет ни одной женщине. Несколько ревнива.
Я нахмурилась:
— Наверное, ты даешь ей причину?
— Нет, ревнивым причины не нужны. Это такое у них свойство.
— Я бы не смогла так жить, — сказала я.
Он мне улыбнулся:
— Ты полигамная, а это означает не одну любовь, а несколько.
— Почему-то никогда себя так не называла.
Он глянул на меня:
— Живешь с несколькими мужчинами, спишь с еще большим количеством, и все об этом знают. Приставка «поли» здесь более чем оправдана, Анита.
Я хотела поспорить, но трудно было бы, и я пожала плечами:
— Ну, пусть так.
— Среди твоих мужчин нет ревнивых, иначе бы они не могли так.
Я засмеялась:
— Ну, не думай, что там нет ревности. Имеется. Самое трудное в жизни с таким количеством любовей — разбираться с эмоциями. Поверь мне, у нас тоже у каждого свои тараканы.
Он смотрел на меня изучающим взглядом.
— Чего ты? — спросила я.
— Мне казалось, что в таких отношениях, как у вас, сомнений и ревности быть не может.
— Никто не избавлен от сомнений полностью, Эдуард.
— Даже твой мастер города?
— Да, даже Жан-Клод.
Он задумался, потом встал и снял с себя рубашку.
— Ты переодеваешься? — спросила я.
— Да.
— Ты пойдешь в ванную или я?
— Зачем? — спросил он, недоуменно сдвинув брови.
— Мне неловко, когда ты переодеваешься у меня на глазах.
Он хмыкнул. Кажется, он такого не ожидал.
— Ты живешь с оборотнями. Они все время голые расхаживают.
— Видеть голыми моих друзей и любовников — нормально, а вот тебя — нет.
— Почему? — снова спросил он, хмуря брови.
— Если у меня с кем-то есть секс, пусть себе ходит голым, а если такого варианта нет — то нет. Он удивленно хихикнул:
— Все еще чопорная, и всегда будешь такая.
— А тебе было бы нормально передо мной раздеться?
— Ну да, а что?
Я вздохнула:
— Ладно, я чопорная. Ты переодевайся, а я пойду в ванную.
— Нет, я там переоденусь.
Все еще улыбаясь, он собрал свою одежду.
— Рада, что смогла тебя развеселить после менее чем двух часов сна, — сказала я, сложив руки на груди в его просторной футболке.
— Наверное, ты права, — сказал он, проходя мимо меня. — У каждого свои тараканы.
На это я просто не знала, что сказать, так что и пытаться не стала.
Он пошел в ванную переодеваться, а я сообразила, что вся моя одежда в том номере. Хорошо бы, криминалисты пустили меня туда, а иначе придется посылать Эдуарда покупать мне одежду. Талантов у него много, но ручаться готова: умения покупать женские шмотки в этом списке нет.
Хорошая новость — криминалисты освободили мой номер в достаточной степени, чтобы можно было взять оружие и одежду. Плохая новость — те, кому ведать надлежит, освободившийся ордер Карлтон передали новому маршалу примерно с таким же опытом работы. Будто для смеха, даже фамилия у него была Ньюмэн [4] . Очень уж мрачно судьба стала шутить — на мой вкус.
Как ни грустно, главным в поле оставался все тот же Рейборн. Я как-то не сильно верила, что он ко мне прислушается, но когда дело обернется плохо, что неминуемо, пусть в бумагах будет зафиксировано, что я возражала.
— Ничего лично не имею против Ньюмэна, но он именно таков, как говорит его фамилия — новичок. После сегодняшних событий я просто боюсь брать на охоту свежее мясо, а уж поручать ему командование — это опасно и для него, и для всех остальных.