В этот момент из дверей конференц-зала, в котором продолжалась баталия, грянул полный первобытного азарта окрик Марь:
— Держи, Первый! Уйдут! Второй, перекрывайте лестницу!.. Ты, как тебя?
— Август.
— Август, разблокируйте двери!
Не успел я сделать пары шагов в сторону выхода, как Машка фурией ворвалась обратно в кабинет, вытянула откуда-то из стены пульт и принялась судорожно набирать на нем какие-то бесконечные комбинации.
— Что, сука, коды тебе так хотелось получить? — Марь брезгливо толкнула носком туфли бледную руку убитой мной блондинки и отшвырнула в сторону так и не использованный ею шприц. — Смотри теперь. Если увидишь… Не уйдут твои подельники. Много хотели унести, твари.
— Что они взяли? Кто? — Я мельком оглядел поле сражения и понял, что не вижу среди мертвецов ни Санька, ни бычка Пани.
— Забрали контрольные коды предприятий. Всех. Потом шифры от базы по андроидам. — Глаза Машки лихорадочно блестели. — Считай, взяли армию. Хорошо, я «сотки» сотрудников как домашние провела. По другому списку. Молодец ты у меня, Ферро, сообразил. А я думала, всё. Но теперь хрен им, сукам! Рассчитывали, что, пока эти улепетывают на Землю, меня подчистят и некому будет коды сменить. Передозировку мне хотели сделать. Да я с такой дозой совет директоров принимаю, и никто не замечает.
Она захохотала, молниеносно стуча дрожащими пальцами по сенсорной панели.
Стена в глубине кабинета поехала, и за ней оказалась крошечная комната, чуть меньше той, из которой мы так эффектно появились. Вся комнатка сияла огнями, тускло светились радары, что-то едва слышно попискивало и шелестело.
Машка бросилась в кресло. В этот момент из коридора наконец-то появились новые лица. Гном Коновалов растерял свою самоуверенность. Взъерошенный и запыхавшийся, он бросился к Марь, но она жестом остановила его. И Матвей Петрович послушно отошел, тотчас взяв на себя управление моими андроидами и теми, которых привел с собой. Доктор, появившийся следом за начальником службы безопасности, бегло окинул взглядом место побоища, нас и переместился за плечо к Марь, осторожно, чтобы не попасться начальнице под горячую руку, проверяя ее целость и сохранность. Два паренька, похожих на студентов-первокурсников, уселись по левую руку своей госпожи и мгновенно включились в работу, уткнувшись носами в мониторы.
— Уйдут, сволочи… — зашипела Марь, щелкая клавишами и тумблерами.
— Не уйдут, Марь Ванна. Сейчас картинку наладим, а там уже и звук будет, — заверил один из мальчишек с той великолепной самоуверенностью супермена, которая меня всегда раздражала в Юлии. Я готов был спорить, что эти двое если не сошли с конвейера вслед за моим другом, то как минимум точно из одной с ним партии.
— Матвей, — бросила она, не отрывая взгляда от монитора, — андроидов не вызывай. Им входной канал перекрыли, будешь звать — мозги спалишь. Я потом разблокирую. Работай с теми, что есть. Можешь запросить из города «домашних». «Сотку» я им не сдала. Вот такой, Алиса, твою мать, миелофон.
Доктор едва заметно прикоснулся к голове Марь. Видимо, у нее был жар. Щеки горели, в расширенных зрачках отражались разноцветные огни пульта управления. В руке у доктора словно из ниоткуда оказался шприц. Марь с досадой протянула ему руку, поддергивая вверх рукав.
Я слышал, как за спиной поздновато засуетившиеся сотрудники Марь убирают трупы и восстанавливают связь в кабинете и конференц-зале. Похоже, об этой комнате «с красной кнопкой» спецназовцы либо не знали вовсе, либо не сочли нужным позаботиться, полагая, что такая сложная система активации требует времени, которого у Марь, по их планам, не оставалось.
Едва доктор закончил, Машка сорвала жгут, вскочила из-за пульта и принялась нервно рысить по кабинету, словно посаженный в узкую зоопарковскую клетку степной волк. Я всегда чувствовал в ней это Марсово начало. Еще в школе, глядя, как Машка расчищает локтями дорогу к буфетной стойке, я не исключал, что великий бог-воитель в день ее появления на свет покинул Олимп, чтобы чмокнуть новорожденную в лоб вымазанными амброзией губами.
— Уйдут, взлетают уже, — вновь пронзительно, словно чайка, выкрикнула она и, подхватив со стола фотографию в металлической рамке, запустила ею в стену.
— Не уйдут, — все так же весело повторил андроид за пультом. — Картинка есть. Их там двое. Да и катер они для ухода наш приготовили, «АГ» тридцать восьмой модели. Так что у них один вариант, попытаться выпросить себе жизнь и более-менее льготные условия и сдаться.
— А с этим «АГ» что, не так что-нибудь? — тихо повторила Анна, похлопывая по руке покореженной металлической рамкой. Она явно настойчиво требовала, чтобы я обратил внимание на ее трофей, но таким образом, чтобы все остальные, находившиеся в комнате, моего интереса по возможности не заметили. Я взял у нее из рук рамку и монотонным голосом произнес:
— «АГ» — крошечный космокатер, не оснащенный никаким оружием, даже минимальной защитой. В народе его «Агнец» называют… Использовать в такой операции подобный транспорт — это либо самоубийство, либо ловушка… Их наверняка ждет база сразу при входе в гиперпространственный туннель. На «Агнце» они до Земли не доберутся. Как вариант, могут дернуться на соседний материк.
— Тогда тем более у них шансов нет, — проговорил Матвей Петрович. — У нас с ближайшими соседями очень хорошие отношения, завязанные на крепкой экономической дружбе.
Тем временем я повертел в руках рамку, бросил взгляд на фотографию (юную, видимо только что прилетевшую на Гриану Марь обнимал за плечи благообразный, похожий на священника старик, грудь которого была усыпана трудноразличимыми на фото значками. За плечом старика открыто улыбалась Грета). Я помнил эту фотографию. Она всегда стояла у Марь на столе, но раньше рамка была стеклянной. Видимо, металлическая лучше подходила для метательных целей. Я положил фото на стол и заметил, что Анна указывает глазами на стену, на которой виднелась дыра. Подходить к стене я не стал. Не смог бы — по ноге, которую зацепило в бою, расползалось странное онемение.
Да, есть женщины в русских селеньях. Анне-то откуда знать о Марье-полянице? Я уже привык к Машкиной силище, а Анна была несколько ошарашена. Брошенная Машкой фотография не только пробила толстое покрытие, но и глубоко впечатала в стену край оконного жалюзи. Я посмотрел туда, где в день нашей первой встречи оставила шрам кинутая в ярости пепельница. Там стоял очередной куст папилио ноктурналис, загораживавший свежевыкрашенную часть стены.
Но в этот момент наше внимание привлек голос, сквозь треск помех пробившийся из динамиков в комнате «с красной кнопкой». Видимо, это было уже далеко не начало разговора, просто разъяренная Марь для остроты ощущений вывернула на полную регулятор громкости.
— …дайте нам уйти. Мы мирное судно. Вы же сами понимаете, к чему это может привести…
Машка выругалась на чигги, и только после этого я осознал, что говорили по-русски. Я настолько привык к своему закрепленному за мочкой уха переводчику, что перестал замечать, на каком языке со мной общаются окружающие. Мозг уже сам собой делал монтаж, напрямую соединяя артикуляцию говорящего с текстом перевода, не утруждая меня осознанием среднего звена процесса общения с представителями другой планеты.