И что меня гнетет и клясться заставляет,
Что лучезарный свет не украшает дня? [3]
– Сильно! – восхитился Црым. – Это чье, величество? Барак Абаламский? Или Криль Песнопевец?
– Это Шекспир, – сказал Клим. – Большой спец по всяким смуглянкам.
– Порока я в том не вижу, – возразил шут. – Другое дело, если о королевской постели речь, без проверки не обойтись. Вдруг девица скорбна животом, ветры пускает, лоном не плодовита или храпит так, что потолок трясется. Об этих предметах надо выведать заранее, дабы не пострадали нежные чувства.
Но Клим покачал головой и произнес опять:
Ни пламя нежных чувств, ни обонянье,
Ни слух, что весь восторг при звуках неземных,
Ни сладострастья пыл, ни трепет ожиданья
Не восстают в виду достоинств всех твоих [4] .
– А вот и зря, твое величество! Красотка-то игривая, сама в руки просится. Что ж не учинить королевскую проверку! Выпить с ней эльфийский мед…
Только об этом они и мечтают, подумал Клим, вспоминая предупреждение Дезидерады. Доказывай потом, что ты не верблюд и горбы не твои!
Вслух же он буркнул:
– Хороша Маша, да не наша… Что спешить? Придет время, и найдется королева – не та, так эта. Верно, Валентин?
Но оруженосец фыркнул, подхватил корзину с останками супругов бен Санап и направился к дверям. Его спина, плечи и даже походка выражали крайнюю степень неодобрения.
Через день-другой вспомнилась Климу поговорка из бывшей его реальности: порядок кончается там, где начинается Аэрофлот. Очень она подходила к случаю – само собой, с поправками: покой кончается там, что начинается принцесса Дрейзе.
За серебряной ванной, первым капризом, последовали второй, двадцать второй и двести двадцать второй. Весь дворец и сир Астрофель стояли на ушах, слуги метались по залам с сотней поручений, повара падали в обморок у кипящих кастрюль, служанки рыдали, прячась в темных углах, – нрав у принцессы был горячий, и по щекам она хлестала по любому поводу и с большим искусством. Жаловаться боялись – ходили слухи, что принцесса скоро станет королевой и тогда недовольным мало не покажется. Узнав об этом, Клим велел Ардалиону выяснить, кто такие сплетни распускает, и результат его не удивил: нехайские рыцари и дамы. Если нехайцы и отличались чем от хайборийцев, так это слишком горделивым нравом и склонностью к фантазиям.
В еде у принцессы были особые предпочтения. Хайборийская кухня, да и нехайская тоже, ей решительно не нравились, ни борщ, ни поросенок с кашей, ни бараний бок, ни свиная рулька или там почки в сметане. Не ела она гусей и уток, пирогов и кулебяк, сосисок и колбас, почитая это пищей грубой, недостойной благородной дамы. В Нехайку чаще, чем в Хай Борию, наезжали франкские купцы, и пошла от них мода на лангеты и омлеты, жюльены, трюфели и сыр с плесенью, на который даже смотреть было тошно. Этим принцесса и питалась, а еще готовили ей бризоль из курицы под соусом бешамель, фазанов и перепелов, тушеного угря и другую редкостную рыбу. На десерт подавались муссы, парфе, цукаты и заморский фрукт атанас под сахарной пудрой. Хоть придворные повара были искусники, но с капризами Дрейзе бен Шмер не справлялись, так что пришлось звать на помощь старую гвардию с Королевского проезда, Культыка из «Кривого колеса» и Пшимахо из «Хромого гоблина». Что до экзотических продуктов, то их источником служила лавка купца Варасхия Морехода, торговавшего с франками, свевами да веницейцами. Считая местные товары плюс услуги Культыка и Пшимахо, обходилось все это недешево – золотые «драконы» летели так, что Астрофель хватался за голову.
Лихие рыцари Нехайки были еще одной причиной беспокойства. Посыльный с претензией уже отправился к великому князю, и до получения ответа нехайские гости торчали безвылазно в замке. Правда, франкских соусов и муссов они не требовали, пробавляясь печеной свининой и ягнятиной, окороками, колбасами и студнем, который отлично шел под ром и пиво. Но сила в рыцарях играла, хмель веселил, и застолья их рядом с конюшнями были шумноваты. Случались между ними свары с битьем посуды, взаимным поношением и непременным вызовом на майдан для дуэли. А так как мечи у них были отняты, сходились врукопашную и потчевали друг друга скамейками по ребрам. В иное же время гости хвалились богатым доспехом или конем, дразнили шердана в королевском зверинце, гонялись по двору за служанками и пили до изумления. Но все же утихомирить их было проще, чем принцессу. Сир Карвас приставил к ним сиров Фицера и Олифанта; Фицер Ненасытный пил с гостями на спор и перепивал любого, а Олифант Беспощадный следил за порядком, вразумляя особо непонятливых могучим кулаком.
Вечером третьего дня, считая от вселения нехайцев, доставили Климу хрустальный кувшин с эльфийским золотистым медом, перевязанный шарфом Дезидерады. Нежный и тревожный запах шарфика будто подчеркивал смысл послания: где же ты, мой государь? Почему не приходишь? И если не желаешь пить мед из моих рук, так выпей из этого сосуда… Но Клим коварного меда пить не стал, а вдохнул с мечтательной улыбкой аромат полупрозрачной ткани и решил, что пора бы навестить эльфийку, а до того – поговорить с Ардалионом.
Глава герольдов и судья был во дворце и тотчас явился по королевскому вызову. Клим повел его к хозяйственным строениям, туда, где стояли псарни, конюшни и амбары и где в одном из дальних углов торчала башня чародея. Этот двор, как и весь замок с его укреплениями, чертогами и покоями, преобразился в последние недели: ни луж, ни мусора, ни грязи, дорожки выложены камнем, ветхие сараи снесены, конюшни расширены и перестроены, зверинец вычищен и обнесен отдельной стеной, звери ухоженны и сыты. Даже запахи изменились, хотя навозом, конечно, пованивало.
– Куда мы идем, твое величество? – спросил Ардалион, вышагивая по правую руку от государя.
– К Дитбольду, если ты не против. С историями об эльфах и эльфийках надо разбираться с его участием. Вдруг он даст полезный совет.
Судья замедлил шаги.
– Ничего нового он не узнает, сир.
– Ты уверен?
– Да. Ему все известно. Он даже… – Ардалион запнулся, – даже пробовал меня лечить. Увы, тщетно.
– Вот как! – Клим бросил взгляд на бледное лицо спутника, хмыкнул и предложил: – Тогда прогуляемся вокруг замка, полюбуемся на звезды, и я выслушаю твою повесть. Кажется, об ошибках юности?
– Да, государь.
Они направились к ближайшей башне и взошли на стену. Часовые стукнули в камень древками алебард и отдали королю салют. Клим милостиво кивнул. На западном небосклоне играли краски вечерней зари, шум города стихал, дремлющая река неспешно катила прозрачные воды, и вдали, за окружавшими город полями и рощами, темнел дремучий Заповедный лес. Воздух был прохладен и свеж, над башней трепетало на легком ветру королевское знамя, в конюшне тихо фыркали и хрупали сеном лошади. «Идиллическая картина», – подумал Клим.