– Дитбольд, – задумчиво произнес он, – в Дитбольде есть эльфийская кровь. Сколько же ему стукнуло?
– Дитбольд? – Старик в зеркале опять наморщил лоб. – А, твой колдунишка! За сотню ему, и хорошо за сотню, но проживет еще долго. Пока у нас его не ждут.
Сердце Клима вдруг забилось чаще, по спине пополз холодок. Он вцепился в раму обеими руками, приблизил лицо к зеркалу и хриплым голосом спросил:
– У вас – это где? Где? Говори!
Но ответа не дождался.
Поразмыслить о том, в какой юдоли, земной или небесной, пребывает зазеркальный старец, ему не удалось – дела государственные не позволили. Снова он встречался с гномами, пригласив для важности столичное купечество, спорил насчет размера дани, обещал защитить от киммерийцев и возвести в каждом ущелье по форту с надежной стражей. Кайло Киркорыч, плут прижимистый, бился за каждую монету, так что пришлось напомнить его хвастовство – что у гномов золотом крыши кроют да полы мостят. Сошлись на тысяче хайборийских фунтов в год, а на двести фунтов купцы обязались поставить кожу для сапог, сукно для курток и штанов, крупу, вяленое мясо и крепкое пиво, до которого гномы были большие охотники. Затем, в знак особой милости, Клим принял от них шкатулку с алмазами и одарил Кайло Киркорыча кафтаном с королевского плеча, а Лопату и Глузда – шапками алого бархата. С тем они и отправились в Северные горы.
А вот нехайцы еще торчали во дворце, бражничали в три горла и жаловались, что скучают без турниров, охот и других молодецких забав, включая девочек матушки Ужи. К тому же всякий день то принц, то принцесса рвались в думную палату, чтобы напомнить о грядущей свадьбе, о нарядах для будущей королевы, о драгоценных украшениях, землях и замках, которые нужно ей подарить. Клим отговаривался – мол, имущество сира Гаммека еще не получено и извинения князя тоже. А без извинений на замки, земли и прочие дары рассчитывать не стоит – в лучшем случае будут соус бешамель, парфе да пиво для нехайских рыцарей. Очень его тяготили эти визиты, так что Клим, желая отдохнуть душой, посетил прекрасную эльфийку, отужинал с нею и насладился дивным концертом, в котором звучали флейты, арфы и свирели. Дезидерада на сей раз была не игрива, а скорее задумчива, авансов ему не раздавала и коварный мед не поднесла. Когда же случилась музыкальная пауза, зашел у них разговор о предстоящей эльфам дороге, об Огнедышащих горах, Гибельной тропе и о том, что можно двигаться в объезд Подгорья, дабы избежать опасности. Тут и вспомнил Клим про девицу Терине из Плохой Погоды, жертву лютого дракона. Вернулся он в замок и приказал Омривалю доставить ее в думный покой.
Со дня суда девушка похорошела, оживилась, но вела себя скромно и на вопросы отвечала со всеми подробностями. Плохая Погода, ее селение, лежало рядом с Гибельной тропой, а были еще Верхние и Нижние Дубы, и Подкаменье, и Облачный Утес, и другие деревушки, платившие дань дракону. Не считая коров и овец, требовал он всякий год по три-четыре девицы, и жители края полагали эту мзду умеренной – конечно, в сравнении с тем, что мог он облететь десяток поселений, сжигая людей сотнями. На памяти самых древних стариков жертвы никогда не возвращались, а что происходило с ними, о том мнения были различны и, скорее всего, далеки от истины. В Верхних и Нижних Дубах верили, что дракон поедает девиц, но, будучи все-таки тварью разумной, ест в умеренном количестве, дабы не обезлюдить край и не лишиться пропитания. В Плохой Погоде и Подкаменье ходили слухи, что дракону скучно и перед тем, как проглотить девицу, желает он развлечься плясками да песнями. Девицы же ему нужны красивые и ловкие, а если послать неискусную в танцах, будет он гневен и явится чинить расправу над людьми. В Теплых Ключах, Дымной Дыре и Облачном Утесе, стоявших в вечной тени горного хребта, шептались, будто дракон оборачивается в человека с чешуйчатой кожей и насилует девиц – да с такой прытью, что выдержать дольше дня-другого невозможно. Натешится, станет драконом опять и сожрет несчастную жертву.
Выслушав все, что рассказала Терине, Клим произнес:
– Интересные гипотезы – особенно насчет превращений и насилий. Но с тобой ведь такого не случилось?
Девушка вздрогнула и покачала головой.
– Нет, твое величество. Он только смотрел.
– Но и ты на него глядела. Скажи, велик ли этот живоглот? Лапы и клыки здоровые? Какие крылья и какая чешуя? И правда ли, что он выдыхает огонь?
– Выдыхает, мой господин, но о том я слышала от стариков. Говорят, что в драконьем пламени люди сгорают быстрей, чем птичье перышко. А что до его величины, крыльев, лап и клыков… – Девушка задумалась, потом снова покачала рыжеволосой головкой. – Того я не видела, государь, и сказать не могу.
– Как не видела? – удивился Клим. – Ты же была в его пещере! Или с перепугу ничего не помнишь?
Скорчившись, будто от холода, Терине спрятала лицо в ладони и глухо забормотала:
– Помню, помню… Крылья и лапы не видны, только голова и шея… Шея толстая, огромная, в чешуе, а голова больше, чем бык, больше, чем телега… Глаза как две ладони, узкие, зеленые… и гребень, острый гребень…
– Голова и шея, – повторил Клим. – А остальное?
– Остального, государь, я не разглядела.
– Было темно?
– Нет. Его пещера… там трещины в стенах и потолке, есть такие, что ведут наружу… – Девушка откинула голову и, вспоминая, закрыла глаза. – Он зарылся, мой господин, закопался в то, что лежит на дне пещеры. Поэтому я не видела ни лап, ни крыльев, ни хвоста.
– И что же там лежит, милая барышня? Гниющее мясо и потроха? Горы обглоданных костей?
– Нет, горы золота. Это же дракон, государь. Он собирает золото, копит его много, много лет – золото эльфов, золото гномов, золото людей. Он спит на золоте и укрывается им… он… он…
Заметив, как лицо девушки покрывается смертельной бледностью, Клим протянул ей чашу с вином.
– Выпей, Терине, и закончим на этом. Об остальном расспрошу тебя в другой раз. Главное я понял: в ваших краях орудует насильник и убийца, и нужно его устаканить с летальным исходом. Как говорил поэт, теперь ваше слово, товарищ маузер. Хотя мне бы лучше не маузер, а базуку.
Отхлебнув глоток, девушка поклонилась, шагнула к дверям и вдруг застыла в нерешительности. Глаза ее были опущены долу, пальцы теребили рыжий локон.
– Государь, я так благодарна… Ты меня вылечил и спас, и я обязана тебе жизнью. Ты был справедлив и добр. Даруешь ли мне еще одну милость?
Это какую же? – мелькнула мысль у Клима. Он уставился на Терине, соображая: не третья ли она из барышень, которых сулил ему в супруги зазеркальный старец. Пожалуй, нет – эта рыжая и сероглазая, а у третьей претендентки должны быть синие глаза и светлые волосы. Еще ресницы! Длинные и густые!
Ее образ на миг заслонил Терине. Он потер виски, избавляясь от наваждения, и произнес:
– О какой милости ты просишь? Отправить тебя домой, в эту Плохую Погоду?
– Нет, твое величество. Я убежала, и дракон, должно быть, разгневался. Меня снова отведут к нему. – Терине содрогнулась и побледнела. – Позволь мне остаться здесь, в твоей столице. Может быть, найдется для меня работа во дворце или кто-нибудь возьмет меня в служанки. Я не хочу есть хлеб даром.