Никого из следователей с собой брать не стали – после сегодняшнего нападения на дом Андрея были подозрения, что среди следователей зреет заговор. Требовалась чистка рядов, прежде чем можно будет положиться на этих служителей закона.
Вообще, Андрей считал – нельзя полагаться на людей, которые получают мизерную зарплату и живут за счет поборов с тех, кого должны охранять. В Славии это было возведено в ранг закона, здесь законным это не было, но на самом деле так же, как в соседнем государстве, служители закона были вынуждены брать мзду с купцов, обирать лавочников, случайных прохожих и, что наиболее гадко, – получать взятки от преступного мира. Ну как служитель закона может бороться с теми, от кого он получает деньги? Это получается – борьба с пчелами, мед которых ты сам и ешь. Глупо.
С отрядом бойцов шли десять инквизиторов, во главе с самим Акодимом. Несмотря на то что священник по рангу своему уже не обязан был участвовать в таких мероприятиях, но ведь это был захват адепта, как священник мог упустить такую возможность?! Акодим скользил по улице рядом с Андреем, как гора возвышаясь над своими соседями чуть не на целую голову.
Что интересно, при своих габаритах он практически не создавал шума. Подвязав полы рясы и обнаружив под ней банальные штаны, заправленные в сапоги, он бодро шагал на встречу со своими извечными врагами. На поясе у него висел кинжал, а в руке была толстая дубинка.
Все встали по местам, скрывшись в тени деревьев, и Андрей открыто, не таясь, пошел к дверям церкви. Как ни странно, никаких часовых у дверей не было, единственно что дверь была заперта, чтобы никто не помешал совершать богопротивные обряды.
Андрей толкнул дверь рукой – она слегка подалась, видимо, была заперта на засов. Уперся в створку плечом, уцепившись за прочную медную стальную ручку, вытертую до блеска множеством ладоней. Напрягся – дверь выдержала. Нажал еще, уже изо всех сил – подалась и провалилась внутрь, вырвав язык тяжелого засова.
В проходе никого не было, а от алтаря слышался заунывный вой и речитатив каких-то слов, смысла которых Андрей не мог понять. Похоже, это были какие-то молитвы, читаемые задом наперед, – так делали сатанисты на Земле, и от них не отставали здешние исчадия. За этими завываниями никто не услышал взлома двери, все взоры «прихожан» были обращены к алтарю.
Андрей с досадой обнаружил, что не успел к основному действу: жертва, мужчина лет сорока с изможденным лицом – видимо, какой-то бедняк, – уже лежал с распаханной грудью, и его кровь стекала с алтаря в специальную емкость. Это чем-то напоминало прозекторский стол, с его канавками для стока крови и нечистот.
Адепт был совершенно обнажен, как и его прихожане. Лишь на голове было что-то вроде тиары, с перевернутым крестом и изображением Сагана. Исчадие время от времени макал кисть руки в кровь, налитую в небольшую чашку, подаваемую помощницей, и мазал себя по телу, выводя непонятные узоры. Прихожане – а их было человек пятьдесят – время от времени воздевали руки и истошно вопили:
– Саган! О Саган! Саган!
При этом они содрогались в конвульсиях, как будто их били судороги. Андрей так и не понял, что это было: то ли они испытывали боль, то ли оргазм – скорее всего, второе.
Адепт по-прежнему не замечал Андрея, тем более что он был занят – поджаривал сердце несчастного на решетке, укрепленной над углями жаровни. По церкви разносился смрад подгорелой человечины, вызывающий тошноту.
Крестик Андрея просто впивался в грудь раскаленным гвоздем от близости мощнейшего источника Зла, и Андрей стал пробираться вперед, раздвигая возбужденных людей, которые уже начали совокупляться – стоя, на коленях и лежа прямо на пыльном полу.
– Кто это?! Что он тут делает?! – Адепт вытянул руку и указал пальцем на пробирающегося меж сектантов чужака.
Андрей ускорил шаг, потом рванулся вперед, но не успел – тень понимания скользнула по лицу адепта, и тот закричал:
– Умри! Умри!
Андрея как будто ударили молотом – этот адепт обладал такой силой, что крестик Монаха засветился белым огнем, видимым даже сквозь рубашку. Боль была сильной и отрезвляющей. Андрей продолжил свой бег и с разгону врезался в исчадие, державшего в руках кривой черный кинжал с нанизанным на него обугленным сердцем.
Удар! Еще удар! Исчадие обвис и стал сползать по стене, как смятая тряпка. Девка, держащая сосуд с собранной кровью жертвы, завизжала и метнула серебряным сосудом в Андрея. Он увернулся, но выплеснувшаяся кровь залила ему лицо и рубаху.
Девка бросилась на него, метя в лицо выставленными вперед руками с согнутыми, как когти, пальцами, и завизжала:
– Хватайте его! Бейте, убивайте! Он напал на нашего господина!
Андрей схватил ее поперек голого, скользкого, извивающегося тела и метнул в толпу подбегающих фанатиков. Они опрокинулись, как кегли, и тогда он засвистел – громко, настолько громко, насколько смог, – в свисток стражника.
Трель раздалась так неожиданно, резко и сильно, что толпа на секунду опешила и остановилась. Затем оголтелые фанатики снова полезли вперед, но было поздно – в церковь ворвались гвардейцы, сметая всех, кто оказался на пути, стальным кулаком.
Сектанты пытались сопротивляться, набрасывались на солдат, кусались, визжали, с ними расправлялись безжалостно и жестоко – короткими дубинками или саблями, плашмя. Иногда лезвие соскальзывало и под удар подворачивался саганист, бросавшийся на представителей власти, – тогда клинок с чавканьем врезался в обнаженное тело и брызгали фонтанчики крови.
Минут через пятнадцать все было закончено – сектанты, живые и мертвые, лежали на полу. Живых вязали путами, специально принесенными с собой, – скоро должны подъехать повозки, на которых и увезут задержанных для разбирательства в подвалы инквизиции. Мертвых – в отдельную повозку. Их было человек пять – семь, еще несколько раненых умрут в ближайшие часы. Они лежали на полу в лужах крови и стонали.
– Хорошо поработали! – удовлетворенно прогудел Акодим. – Вот только церковь эту придется снести. Она опоганена, теперь здесь нельзя проводить службы. Вот откуда брались все эти тела, что находили по городу! Понимаешь, Андрей, уже несколько лет на улицах находили тела людей с вырванными сердцами. И кого только не было – и дети, и старики, и женщины, и взрослые мужчины! Все, теперь конец уроду! Ты его убил?
– Нет. Господа, прошу всех выйти из церкви. Сейчас я буду его допрашивать, он очнется и будет очень зол. Меня проклясть не сможет, а вот вам достанется. Все выходят отсюда, все! Скорее, он сейчас очнется. Зиртон, веревки мне сюда! Я позову, как закончу.
– Андрей, ты не ранен? Может, перевязать? – озабоченно спросил Зиртон, задержавшись на пару секунд.
– Нет. Это кровь жертвы. Девка меня облила. Уходите, уходите скорее! Не хочу его еще раз глушить.
Гвардейцы и инквизиторы быстро ретировались, Андрей же крепко связал руки и ноги адепта. Прикинул – наверняка подглядывать будут. Дверь сломана, через щели видно, что происходит. Нет уж, рисковать ни к чему.