Вот и бродили с тех пор в поисках выхода наверх, потихоньку воюя с безобидными, но прожорливыми и неравнодушными к сапогам слизнями. Пару раз натыкались на странного вида скелеты, неизвестно почему развеселившие профессора. Про последний он вообще выразился непонятно:
— Пиктия — родина кенгуру.
Да кагул с ними, с кенгурами… вот если бы подобное встретить живьём! Или прикажете жрать слизней? И сырыми? А профессор жарить сопливчиков с помощью магии отказывается категорически, ссылаясь на морально-этические принципы. Скорее всего боится нового взрыва, но старается этого не показать. Стесняется, что ли? Так Матвей и сам…
Додумывать мысль Барабаш не стал — отряхнул с рукава светящиеся комочки мха, прислушался к жалобам голодного желудка и сплюнул вязкую слюну на хвост ближайшему соплюну:
— Я готов.
Следующие несколько часов блужданий не дали результатов. Складывалось такое ощущение, что древние строители просачивались в подземелье через небольшие отверстия в потолке или проходили сквозь стены, не утруждаясь устройством нормальных входов и выходов. И куда потом девались стоки, тоже оставалось непонятным. То есть ясное дело, что в море, но вот каким образом?
Наконец Матвей не выдержал и предложил:
— Слушай, Ерёма, а давай через тот провал на площади выберемся? Колдунов там поменьше стало, да и ты сможешь кое-что применить.
— Угу, давай через провал, — согласился Баргузин. — Дорогу показывай.
— Почему я?
— Справедливое распределение обязанностей — один следопытом, а другой осуществляет магическую поддержку.
— Издеваешься?
— Конечно.
— Сволочь.
Еремей хмыкнул и не ответил. Что говорить, если кагулу винторогому понятно — заблудились. Ладно мох светится, а то бы в полной темноте… Да ещё слизни шестиногие топают, как слоны…
— Матвей, ты когда-нибудь слонов видел?
— Нет, а кто это такие?
— Звери. Немного похожи на драконов, только не зелёные, без крыльев, с короткой шеей, большими ушами и тонким хвостом. Вместо носа длинный хобот. Очень вкусные.
— Про еду не надо. Хотя… — Барабаш подобрался и прижал палец к губам, а другой рукой потянулся за ножом. — Тс-с…
Баргузин проследил за его взглядом и застыл, боясь спугнуть огромную, размером со степного кошкокрота, крысу. Какое-никакое, но мясо! И пусть самого мерзкого вида, но слизни выглядят много пакостнее… К тому же правильно приготовленная крыса на вкус мало чем отличается от того же зайца или тушканчика. Недавно снежных головастиков ели и ничего, не померли.
Матвей сделал осторожный шаг вперёд. Замер, сдерживая дыхание. Зверёк приподнялся на задних лапах и повёл носом. Ещё шаг… крыса дёрнула непомерно большими голыми ушами. Нет, не почуяла, опустилась.
Около десяти роденийских фунтов чистого веса не считая костей… Мясо. И жизнь.
Третий шаг.
Взвизгнул придавленный сапогом слизень, и Барабаш, не задумываясь, бросил нож. Попал!
— Твою кагулом мать! Лови её, Матвей!
Крыса заверещала, перебивая азартный вопль профессора и волоча за собой неподвижные задние лапы, шустро поползла прочь, утаскивая торчащий из задницы нож. Баргузин метнулся следом, но поскользнулся на раздавленном соплюне и упал, приложившись седалищем о каменный пол. Барабаш, никак не ожидавший такой прыти от обоих, немного замешкался, но быстро опомнился:
— Стой, гадина! — он перепрыгнул через Матвея и скрылся за поворотом подземного хода.
— Меня погоди!
Ну кто мог подумать, что крыса-переросток с перебитым хребтом бегает быстрее человека? Ей бы сдохнуть пора давным-давно, но ведь нет же, упорствует. Ещё завела, сука, в какой-то лабиринт, где светящегося мха почти нет и потому следы крови на камнях едва заметны.
— Живучая, — бормотал Барабаш. — А что будет, если в угол загоним?
— Здесь нет углов, Матвей. А в случае чего я ей сам глотку перегрызу.
Разговор вели на ходу, благо слизни перестали попадаться, и можно было не осторожничать. Разве что не стоило кричать, так как громкие звуки лишь придавали крысе прыти.
— Стой, Ерёма, — шедший первым Барабаш вдруг резко остановился. — Дымом тянет.
— Откуда дыму взяться? Это нюховые галлюцинации.
— Не знаю, но вроде как масло горит в светильниках. Проверим?
— А мясо?
Матвей покачал головой, и профессор осознал глупость вопроса. К кагулам всех крыс! Ведь масляные светильники указывают на присутствие людей, а это означает выход из осточертевшего подземелья.
— Дальше на цыпочках.
— Понял, не дурак, — Еремей улыбнулся и с сожалением посмотрел на пустые ножны. — Нам и в гости прийти не с чем.
— Думаешь?..
— Не с цветами же нас здесь встретят?
Сразу куда-то ушли усталость и голод. Застучало сердце, разгоняя кровь, а рассудок уступил место холодной злости, идущей из глубины души.
И опять осторожные шаги, сделавшие бы честь крадущемуся к мыши коту. Тридцать шагов до поворота тоннеля. Наконец-то издохшая крыса… Наклониться, забрать нож… Чуть ли не размазаться по стене, поблагодарив Триаду за отсутствие светящегося мха. Слизней тоже нет.
Есть тусклые фонари под сводом и два человека в чёрных балахонах по обе стороны от окованной железом двери. Под надвинутыми капюшонами не видно лиц. Взведённые самострелы на сгибе локтя. У правого стража чуть выглядывает краешек кольчужного рукава. Да пиктийцы ли это вообще? Колдуны привыкли надеяться на магическую защиту и почти не пользуются доспехами, кроме самых молодых. Глорхи? Вряд ли, тех не пускают в метрополию даже в качестве пищи, а тут с оружием…
Матвей дотронулся до плеча профессора и на пальцах показал, что берёт на себя левого. Подбросил в руке тяжёлый нож, примериваясь…
— Сначала я попробую, — почти беззвучно шепнул Баргузин, снимая широкий кожаный пояс.
— Пращой?
— Нет.
Еремей опустился на колени, замер. Несколько мгновений шевелил губами. Затем резкий взмах рукой, и в охранников полетела здоровенная змея с забавной трещоткой на хвосте. Энейская гремучка, способная ядовитым плевком убить лошадь.
— Вперёд!
— Там же эта!
— Иллюзия, мать твою! — проорал бывший преподаватель словесности, подныривая под удар использованного как дубина самострела. Ответил противнику сильным тычком в кадык и пояснил: — Она безопасная.
— Иллюзия? — удивился Матвей, с опаской оглядывая шипящую удавку, обвившуюся вокруг шеи второго стража. — И не боишься колдовать? Сейчас как бабахнет, и…
— Это не колдовство, — Баргузин добавил упавшему человеку ногой в висок и поморщился от неприятного хруста. — Того сам допросишь или мне заняться?