Наконец он произнес:
– Ты видела странные вещи во сне – вещи, которых не понимаешь, не можешь истолковать и объяснить, но ты уверена, что посланный Предвечным сон правдив. И это, должно быть, так; мир огромен, и одни вещи в нем мнятся странными тебе, другие – мне. Ты не можешь представить множество солнц или таких людей, чьи лица меняются по их желанию, а я… Прости, ма белле, но мне не верится, что ты способна беседовать с мертвыми.
– Но это в самом деле так! – гневно выкрикнула Нерис. – Те, кто ушел к Элейхо и получил вторую жизнь, обитают в нас, и я умею с ними говорить! Умею вызывать умерших! Почему ты мне не веришь?
Потому, что сам был мертв и абсолютно безгласен, чуть не ответил Дарт, но лишь усмехнулся и пожал плечами.
– Наверное, по той же причине, которая не дает поверить тебе. Слишком необычно, странно… Души умерших для меня – как солнца, которых ты не видишь. Не видишь и не веришь, что я прилетел с одного из них, что мой небесный корабль был разбит и что я – никакой не маргар, а странник, затерянный в вашем мире. Не знаю, понял ли это кто-нибудь… возможно, твой отец…
– Возможно. – Гнев Нерис угас, и теперь она слушала Дарта, склонив голову, с задумчивым выражением лица. – Старый хитрец! Он, быть может, понял… Долго расспрашивал меня, а потом сказал: рад, что мы с ним встретились. И добавил: неважно, откуда он взялся, а важно, что он есть.
– Я тоже рад. Шир-до оказал мне благодеяние, позволил коснуться дерева туи, и я… – Дарт смолк. Ему не хотелось упоминать о своих видениях; это повлекло бы за собой слишком долгие рассказы, такие же непонятные для Нерис, как свойства звезд в ядре Галактики. В самом деле, что мог он поведать ей, что объяснить? Что был военачальником и воином на одной из далеких планет и принял смерть во время битвы? Что тело его похитили и привезли на Анхаб, в мир парящих в небесах хрустальных замков? Что там он получил вторую жизнь – не призрачную, какой наделяет Предвечный, а вполне реальную и что за это должен отслужить? И служба его – полеты неведомо куда, неведомо за чем, скитания во мраке Инферно и в позабытых мирах, покинутых давно усопшей расой… Странные истории, способные вызвать лишь недоверчивую усмешку!
Нерис пошевелилась, прошептала:
– Может, ты не лгал мне… может, ты не маргар и вообще не рами… сердце у тебя с другой стороны, и ты не продлил мою жизнь… Может, Нарата прав: неважно, откуда ты взялся, а важно, что ты есть… – Она поднялась и потянула Дарта за собой. – Идем! Я тоже не хочу, чтоб ты считал меня лживой. Идем в шатер и там попробуем поговорить с твоими мертвыми. Возможно, с предками или с другими людьми, чью смерть ты видел… Такое, я думаю, случалось, и не раз?
– Случалось, – подтвердил Дарт, вставая. – Но при кончине отца и матушки я не был… кажется, не был… не помню…
– Может быть, твоя возлюбленная? Или близкие друзья?..
Он покачал головой. Может быть… Память его молчала.
– Значит, я не смогу возвратить их тебе, – сказала Нерис, хмуря брови. – А жаль! Это стало бы моим прощальным даром… Ведь ты, наверное, их любил?
«Любил, но не могу припомнить, где и как они умерли», – с печалью подумал Дарт, вдохнув теплый сырой воздух. Члены его отяжелели, и, не глядя на джелфейр, он знал, что до рассвета – вернее, до красного времени, обозначавшего рассвет, – еще далеко. Если отправиться сейчас в поход, то всем, и воинам, и бхо-носильщикам, пришлось бы сгибаться под двойным грузом… Мудро устроен мир, в котором тяготение определяет: день – для странствий, ночь – для снов и сотворения потомства! Эта мысль его позабавила; он постоял у шатра, вслушиваясь в голос дождевых струй, шуршавших по навесу, потом наклонился и шагнул внутрь.
Шатер был просторен и высок – даже у входа ему удалось выпрямиться в полный рост. Нерис сидела напротив, покачивая в ладонях прозрачный кристалл, уже знакомый Дарту, – он видел его в своей пещере на каннибальском острове. Мешок из полосатой шкуры валялся слева от входа, рядом с плетеным коробом, где хранилась одежда; справа стояли поднос с недоеденными фруктами и миска с грудой светящегося лишайника. На этой мягкой, горевшей неярким светом подстилке спал Брокат.
Нерис вытянула тонкую руку.
– Сядь здесь, смотри на камень и слушай, что я тебе скажу.
Дарт послушно опустился на колени. Кристалл выглядел сейчас иным, чем в пещере на острове криби, – он переливался, словно огромный мерцающий бриллиант, над которым кружат крохотные радужные смерчи. Казалось, что от него к потолку шатра тянется столб, сотканный из серебристых нитей и разноцветных искр, мелькавших в быстрой и подчиненной завораживающему ритму пляске.
– Ты видишь свет? – спросила Нерис.
– Да.
– Благоприятный признак! Значит, Элейхо наделил тебя внутренним зрением. Я и не сомневалась… Ты дважды касался дерева туи и что-то видел… не спрашиваю, что; главное – видел. Это поможет преодолеть стену.
– Какую стену? – Его глаза не отрывались от кристалла.
– Здесь, – Нерис коснулась виска с тускло блестевшим раятом. – Знай, Дважды Рожденный, что тело наше стареет и умирает, но плоть – лишь оболочка, сосуд, хранящий дар Предвечного. Этот дар – мы сами; мы слиты с ним, каждый из нас – его частица, он существует в нас, и в то мгновение, когда сосуд разбит, он забирает свой дар и отдает его другому. Это и есть вторая жизнь, лишенная плоти, незримая для нас, но получившие ее осознают, что сделались частью Элейхо и обрели прибежище. Ты спросишь – где? И я отвечу: тот, кто окажется рядом в мгновение смерти, и станет прибежищем, ибо Предвечный не ищет долгих путей и сложному предпочитает простое. По этой причине потомок обязан сидеть с умирающим, чтобы Элейхо вложил в него дар из треснувшего сосуда и шире не пришлось искать умершего. А это, скажу тебе, нелегкий труд! Ведь в Лиловых Долинах множество людей, а в мире их гораздо больше, и если потомок был нерадив, как ты, то где же искать его предка?
Мышцы Дарта то расслаблялись, то каменели в ритме мерцания кристалла, но разум оставался ясен. «Я мог бы объяснить тебе, куда девается душа, если сосуд расшибли ядром из пушки», – подумал он, но вслух произнес:
– Ты имеешь в виду, что душа умершего переселяется в живого? В того, кто окажется рядом? Тогда во мне живет немало душ, сударыня, ибо я смотрел в лицо костлявой гораздо чаще, чем хотелось бы. И где же они? Почему я не чувствую их?
– Они здесь, за стеной, – Нерис снова коснулась виска. – За той стеной, которая охраняет дар, назначенный тебе. Стена необходима, понимаешь? Иначе бы дары перемешались и ты лишился разума – не смог бы отличить себя от всех почивших, которых поместил Элейхо в твой сосуд. – Она помолчала, пристально глядя Дарту в лицо. – Эта стена очень прочная, но ширы умеют справляться с ней. Не разрушать, но делать крохотную щелку… в своей стене или в твоей… щелку, в которую проскальзывают вещие сны, видения грядущего и прошлого… Так говорит с нами Предвечный – через дары, принадлежавшие умершим и ставшие теперь его частицей.