– Лучше бы тебе передумать, – сказала тетушка Фелисити. – По двум причинам: первая – ты изменишь свое мнение, когда проведешь там некоторое время, а вторая – у тебя нет выбора.
Я выдвинула нижнюю губу. Не собираюсь спорить с этой женщиной.
– Ты кое-что не знаешь о своей матери, Флавия. Она, как и ты, не хотела, чтобы ее отправляли в Канаду. Но, как и у тебя, у нее не было выбора. Впоследствии она всегда говорила, что школа сделала ее человеком.
– Мне наплевать!
Ладно, допускаю, что «мне наплевать» – это не самый лучший аргумент, который стоит использовать в споре, проигрывая, но у меня больше ничего не оставалось. Наверняка тетушка Фелисити сжалится над бедняжкой, которой еще не исполнилось и двенадцати.
– Не дерзи, – сказала она. – В традициях семьи де Люсов наделять некоторыми привилегиями, а вместе с ними и обязанностями, самую младшую дочь, как некогда поступали в Древней Греции и Италии. Не говори мне, что никогда не замечала, как тебя недолюбливают сестры.
Откровенные слова откровенной женщины. Неужели она все время знала, как я страдаю?
– Они знают о Гнезде? – выдохнула я.
– Нет, не знают, но они всегда подозревали, что каким-то неведомым образом они исключены из тайны, которая доступна тебе, и поверь мне, сейчас они будут чувствовать это еще более остро, когда услышат, что Букшоу остался тебе в наследство.
– Отец им еще не сказал? – спросила я. – Я думала, он…
– Они скоро узнают об этом, когда солиситоры огласят завещание. Вряд ли ты захочешь быть рядом в этот момент, – добавила она, и мне показалось, что в ее глазах промелькнула искорка.
Она видит, что я колеблюсь? Никогда я об этом не узнаю. Тетушка Фелисити – чертовски умная старая акула.
– Кроме того, – продолжила она, – мне сказали, что Женская академия мисс Бодикот славится первоклассной химической лабораторией. Ходят слухи, что они вот-вот установят электронный микроскоп. Академия чрезвычайно хорошо оборудована.
Я задергалась, словно рыба в сетях.
– Все последние новшества, – продолжала тетушка Фелисити. – Спектрофотометры и тому подобное…
Спектрофотометры! С тех пор как я прочитала о водородном спектрофотометре в «Химических выдержках и взаимодействиях», я умираю от желания наложить руки на этого красавчика. Зная, что у каждого химического элемента есть свой уникальный отпечаток, можно разгадать тайны Вселенной – от цианистого калия до звезд.
И хотя я очень старалась не показать виду, уголок моего рта начал изгибаться в улыбке по собственной воле.
– И учительница химии, – как бы между прочим заметила тетушка Фелисити, – некая миссис Баннерман, несколько лет назад ее обвинили в отравлении упрямого мужа, но потом оправдали. Может, ты о ней слышала?
Разумеется, я слышала о Милдред Баннерман. Все слышали. Суд над ней во всех чудесных деталях описывался во «Всемирных новостях». Милдред разделалась со своим мужем, нанеся яд на лезвие ножа, которым он обычно разрезал рождественскую индейку. Вообще-то это старый фокус, его знали еще древние персы, но видимо, современный суд присяжных оказался не в курсе.
Ужасно хочу с ней познакомиться.
Итак, мне придется покинуть Букшоу.
Какая жалость, что я больше не буду под рукой у инспектора Хьюитта, чтобы направлять его на верный путь. Остается только надеяться, что в Бишоп-Лейси больше не будет убийств, а если будут, то не такие загадочные, как за последний год.
Конечно, это правда, что я оказалась не особенно успешна, идентифицируя Лену де Люс в качестве убийцы Теренса Тардимена. Но разве инспектор Хьюитт, может быть, по чистому капризу судьбы, не сумел своими методами быстро вычислить ее даже без моей помощи? Мне пришло в голову, что надо отправить ему поздравительную открытку, но потом я передумала. Он может воспринять это как оскорбление.
Фели и Даффи лишатся объекта мучений, хотя Фели скоро уедет, и Даффи сможет погрузиться в «Холодный дом» навечно и во веки веков, аминь, или, по крайней мере, до тех пор, пока ее чтение не прервется Апокалипсисом.
Сегодня я предприняла последнюю попытку уговорить, чтобы меня не посылали к мисс Бодикот для «обработки», как выразился отец.
– А как же вы? – взмолилась я. – Когда Фели уедет, у вас останется только Даффи.
– У меня останется Дафна, – сказал он. – И еще Ундина. Я уже предпринял необходимые шаги, чтобы она могла остаться в Букшоу. После всего, что было, это единственное, что можно сделать.
Конечно, он прав. Даффи души не будет чаять в этой малышке, я в этом уверена; они одного поля ягоды, и Ундину завалят книгами и булочками. Могу представить себе, как эта парочка бросается друг в друга непонятными словами типа ad nauseam [25] и вроде того.
А меня тем временем, как я уже говорила, сошлют в колонии.
Чемоданы упакованы, и Доггер ждет у дверей.
Но перед тем как я уеду, я должна запомнить, что все это – дело рук тетушки Фелисити, Егеря.
Она уже преподала мне один урок: никогда нельзя недооценивать старую женщину – и старую кровь.