Море стекла.

Лена застряла в окне.

Лучше бы она вылетела наружу.

Средневековые мастера, работавшие к западу от Букшоу в лесу Овенхаус, смешивали песок с пеплом разновидности тростника под названием солерос, чтобы сделать стекло, которое сохранится до тех пор, когда труба возвестит конец света: до того дня, когда распахнутся двери на небеса и посреди стеклянного моря покажется радужный трон с семью пылающими светильниками.

Для этого они облекли свои изделия в тонкую паутину – сетку из тончайших свинцовых нитей.

Именно в эту сетку влетела Лена, наполовину застряв в ней.

Должно быть, насаженная на тысячу разноцветных стеклянных иголок, она дернулась и повредила артерию.

Сначала закапали капли крови, потом они превратились в струйки и ручейки, текущие по осколкам стекла и сливающиеся в жуткую красную реку, хлынувшую на холодный мраморный пол.

Все это случилось за считанные мгновения.

В церкви началось светопреставление. Кто-то кричал, а доктор Дарби торопливо пробирался к алтарю из задней части храма.

Словно во сне, меня повлекло мимо кафедры и аналоя в маленькую часовню. Инспектор Хьюитт попытался удержать меня, но я его оттолкнула, может быть, несколько грубовато, и решительно шла вперед, пока не оказалась прямо перед засыпанным стеклом алтарем, устремив взгляд на осколки.

Лена больше не двигалась.

Она висела, наколотая на стеклянные иголки, в полнейшей неподвижности, и только несколько рыжих прядей на затылке слегка шевелились от легкого ветерка, дувшего из окна.

И потом…

Мне не хочется говорить об этом, но я должна.

Открылся один глаз, медленно повращался, как будто не осознавая, где он, и наконец остановился на мне.

Он расширился.

Этот голубой, неизмеримо глубокий глаз. Уставился на меня.

И, наконец, погас.

Этот голубой глаз де Люс.

Так похожий на мои глаза.

29

Иногда я размышляю, о чем же думала Лена, умирая.

Интересно, успела ли она заподозрить, видя, как я стою и смотрю на нее, что Харриет восстала из мертвых и явилась отомстить.

Отчасти я надеюсь, что да, а отчасти – что нет. Я очень стараюсь быть хорошим человеком, но не всегда получается.

Например, я обнаружила, что мне очень сложно простить Харриет за то, что она мертва. Пусть даже это не ее вина и пусть она умерла за свою страну, я чувствую себя обездоленной, как никогда не чувствовала, пока ее тело не нашли. Даффи права: мы заслуживаем лучшего.

Нелепо, но это так. Лучшее, что я могу сделать, – это позволить себе какое-то время ненавидеть ее. Ну, может, не ненавидеть, но излить на нее ужасающее негодование, как выразилась бы Ундина.

И конечно же Лена. Я заслуживала большего со стороны их обеих.

Путь домой в Букшоу совершился в абсолютном молчании. Мы не задержались на церковном дворе, чтобы выслушать слова утешения, как обычно делают. Из-за происшествия с Леной викарий и Синтия быстро усадили нас в «роллс-ройс», тайком пожав руки под прикрытием стихаря и украдкой похлопав по плечу.

Поскольку большая часть прихожан искали позицию, откуда будет лучше видно, как снимают Лену, – кто-то даже вышел во двор, хотя окно и его пленницу торопливо завесили брезентом, – незаметно уехать было легко.

Когда Доггер отъезжал от ворот кладбища, мы проехали в нескольких футах от инспектора Хьюитта с блокнотом наготове, допрашивавшего Макса Брока. Ходят слухи, что, покинув сцену, Макс начал пописывать «подлинные» истории для скандальных журнальчиков, и я готова поспорить, что он почерпнул множество полезных подробностей со своей церковной скамьи в первом ряду.

Инспектор не посмотрел на меня даже мельком.

Решили, что Ундина вернется в Букшоу вместе с Адамом и Тристрамом в «лендровере» ее матери. Тетушка Фелисити было возразила, но отец настоял. В первый раз за день он заговорил.

– Оставь девочку в покое, Фелисити, – сказал он.

Я не знала, что Ундина успела рассмотреть, и поскольку Доггер мигом увлек ее в ризницу еще в самом начале, мне не подвернулась возможность это выяснить.

Мы приехали в безмолвный дом. Отец дал миссис Мюллет выходной до конца дня, и ее не пришлось уговаривать.

– Я оставила достаточно мяса в холодильнике, – прошептала она Доггеру. – Пудинги и остальное в кладовке. Проконтролируй, чтобы они поели.

Доггер вежливо кивнул.

Адам и Тристрам припарковались у парадной двери через несколько секунд после нас. Все трое с Ундиной они были увлечены серьезной беседой, кажется, о стрекозах.

– В Сингапуре намного больше разных видов, чем в Англии, – вещала она. – Намного больше сотни, но, разумеется, я отношу к ним и равнокрылых стрекоз.

Она уже знает, что случилось с ее матерью? Наверняка должна знать, наверняка тетушка Фелисити сказала ей.

Маленькой девочке будет трудно расти без ее драгоценной Ибу. Кто знает? Может, со временем она сможет оценить по достоинству парочку советов.

В вестибюле наша компания разделилась, все разошлись по своим комнатам. Первым ушел отец, медленно поднимаясь по ступенькам. Я хотела пойти за ним, утешить его, но, честно говоря, не знала, как это сделать.

Может быть, со временем я найду противоядие от горя. Но сейчас я могу только молча жалеть его.

Поскольку меня совершенно не интересовали равнокрылые стрекозы и я не была голодна, я отправилась прямиком в лабораторию, чтобы покормить Эсмеральду, которая, похоже, совсем по мне не скучала. Она набросилась на еду, не обращая на меня ни малейшего внимания.

Кажется, прошла вечность с тех пор, как я была наедине с собой.

Впервые за всю мою жизнь я не знала, что делать. Не хотела читать, не хотела слушать музыку, да и химия тоже не могла мне помочь.

Я достала спичку из коробка и лениво зажгла огонь под бунзеновской горелкой. Опираясь локтями на скамью, я уставилась в переменчивое пламя – желтое, оранжевое, пурпурное, синее, чувствуя себя далеким наблюдателем из-за края Вселенной, следящим за рождением галактик.

Есть только я и больше ничего. Остальное не существует.

Свет и тепло: вот в чем дело.

Секрет звезд.

Но когда начинаешь задумываться об этом, понимаешь, что свет – это энергия, и тепло тоже.

Так что, если задуматься, энергия – это великая штука, начало и конец всего, исток всех вещей.

Пламя мигнуло, как будто поддразнивая меня. Я секунду погрела ладони и выключила газ.

Пуф! Конец Творения!

Уничтожено без малого двенадцатилетней девочкой с косичками.