– Милые мои, я вспомнил: что мы были в театре, когда она забыла роль. Я о Клариссе Лайл. Это было ужасно. Она не просто забыла строки. Хотя я не представляю, как можно забыть «Леди Макбет», – эта роль говорит сама за себя. Она просто умолкла. Мы слышали, как суфлер практически кричал, с того места, где сидели мы с Питером – это мой друг. Потом она изумленно ахнула и убежала со сцены.
Возмущенный возглас Бивиса привел мисс Модсли в чувство, заставив отвлечься от счастливых воспоминаний о портретах Орпена и гобеленах Уильяма Морриса.
– Бедняжка! Это было просто ужасно для нее, Бивис!
– Это было ужасно для всех остальных актеров. И для нас тоже. Это вообще стыд и срам! В конце концов, она профессиональная актриса, и довольно известная. Никто не ожидал, что она поведет себя как школьница, потеряв самообладание на первом любительском концерте. Я страшно удивился, когда Метцлер предложил ей роль Виттории после провала «Макбета». Начала она неплохо, и рецензии выходили положительные, но, говорят, какие-то проблемы возникли еще до того, как постановку закрыли.
Бивис говорил как человек, участвовавший во всех переговорах. Корделию часто удивляла уверенность, которую он излучал всякий раз, когда они говорили о театре – этом экзотическом мире фантазий и желаний, его обетованной земле, воздухе, которым он дышал.
– Хотел бы я посмотреть на викторианский театр на острове Корси. Он очень маленький: всего сотня мест, – зато, по слухам, являет собой образец совершенства. Первый владелец построил его для Лилли Лэнгтри, когда она была любовницей принца Уэльского. Раньше он приезжал на остров и развлекал гостей любительскими постановками, – добавил он.
– Откуда вам это известно, Бивис?
– Вскоре после того как мистер Горриндж закончил реставрацию, в одной из воскресных газет вышла статья о замке. Мне показал ее друг. Он знает, что мне это интересно. Зрительный зал просто восхитителен. Там даже есть королевская ложа, украшенная гербом принца Уэльского. Жаль, я не смогу там побывать. Я вам страшно завидую.
Корделия произнесла:
– Сэр Джордж рассказал мне о театре. Должно быть, нынешний владелец очень богат. Реставрация театра и замка и покупка викторианских предметов искусства не могли обойтись дешево.
Как ни странно, на этот раз высказалась мисс Модсли:
– О, конечно, богат! Он сколотил состояние на бестселлере «Вскрытие». Это он его написал, Э.К. Эмброуз. Разве вы не знали?
Корделия не знала. Она купила книжку в мягкой обложке, как и тысячи других людей, потому что ей надоело смотреть на кричаще оформленное издание на прилавках магазинов, причем не только книжных. Она поддалась соблазну узнать, что такое было в первом романе доселе не известного автора, позволившее ему якобы заработать полмиллиона еще до публикации. Роман оказался удивительно длинным и жестоким. И еще она помнила, что не могла оторваться от книги, как и было обещано в аннотации, однако не запомнила сюжетную линию и главных героев. Идея была простой. В романе описывалось вскрытие жертвы и ее убийство, а также излагались подробности, касающиеся всех, кто имел к этому отношение: в их число вошли патологоанатом, полицейский, сотрудник похоронного бюро, члены семьи жертвы, сама жертва и, наконец, убийца. Корделия полагала, что эту книгу можно было назвать детективом с большой натяжкой, поскольку в ней описывался в основном секс, как традиционный, так и не очень, а не расследование, хотя автор пытался совместить популярный жанр семейной саги с детективной линией. Стиль идеально подходил для массового читателя – не слишком сложный, чтобы запугать простого человека, но и не слишком примитивный, чтобы люди стыдились читать роман на публике. В конце повествования она испытала разочарование, но так и не смогла понять отчего: оттого ли, что почувствовала, будто ею манипулировали, или из-за ощущения, что человек, скрывавшийся за псевдонимом Э.К. Эмброуз, мог бы написать книгу получше, если бы захотел. Однако сексуальные сцены, хитроумно вплетенные в повествование, все, как одна, с нотками иронии и отвращения к самому себе, а также подробное описание разделывания женского тела, разумеется, завораживали читателя своей натуралистичностью. По крайней мере здесь писатель был на высоте.
Мисс Модсли поспешила подчеркнуть, что не пыталась своим вопросом намекнуть на невежественность начальницы.
– Неудивительно, что вы не знали. Я и сама не узнала бы, да одна из членов союза, участвовавших в поездке, замужем за человеком, который владеет книжным магазином, она нам и рассказала. Мистер Эмброуз не афиширует этот факт. Я думаю, это единственная книга, которую он написал.
Корделию уже распирало от любопытства, она жаждала увидеть исключительно талантливого Эмброуза Горринджа и его остров и сидела, размышляя над странностями нового задания, а Бивис тем временем собирал кофейные чашки – настала его очередь мыть посуду. Мисс Модсли погрузилась в мечтательную тишину, сложив руки на коленях. Вдруг она подняла голову и сказала:
– Надеюсь, для вас в этом нет никакой опасности, мисс Грей. Ведь в анонимных письмах есть что-то нехорошее, можно даже сказать, зловещее. Однажды какой-то злоумышленник буквально наводнил ими приход, и все это очень трагично закончилось. Они были пропитаны удивительной злобой.
– Злобой, но не опасностью. Скорее я заскучаю, чем испугаюсь. И я не могу даже представить, чтобы что-то ужасное произошло на острове Корси, – возразила Корделия.
Бивис, с трудом сохраняя равновесие с тремя чашками в руках, повернулся к ним, добравшись до двери.
– Но там и правда случались неприятности. Правда, не знаю точно, какие именно. В статье, которую я читал, это не уточнялось. Но современный особняк построен на месте средневекового замка, который использовался для охраны той части Ла-Манша, так что, возможно, там до сих пор живет парочка привидений. К тому же автор упомянул о кровавой истории острова.
– Так пишут все журналисты, – сказала Корделия. – У них любая история кровавая. Это не означает, что привидения до сих пор разгуливают по острову. – Когда она это говорила, у нее не было никаких предчувствий. Она лишь радовалась, что наконец-то получила настоящую работу и скоро выберется из Лондона, пока на дворе еще стоит теплая осень, и уже представляла себе взмывающие ввысь башни, болота c кричащими чайками, пологие холмы и леса этой миниатюрной Англии, такой загадочной и прекрасной, ожидающей ее в лучах солнца.
Теперь Эмброуз Горриндж так редко приезжал в Лондон, что стал задаваться вопросом, оправдывает ли себя его членство в городском клубе. В столице еще оставались районы, где он чувствовал себя уютно, но было и много других – таких, где он раньше бывал с удовольствием, но теперь казавшихся ему грязными, полуразрушенными и чужими. Когда ему требовалось по делу встретиться с биржевым брокером, агентом или издателем, он планировал для себя целую программу, расценивая ее как развлекательную. Получалось нечто вроде взрослой реконструкции школьных каникул: он не оставлял себе ни одного свободного часа в день на размышления о том, как его вообще занесло в Лондон. Визит в маленький антикварный магазин Сола Гаскина близ Ноттинг-Хилл-гейт неизменно входил в его программу. Бо2льшую часть викторианских картин и мебели он купил в лондонских аукционных домах, но Гаскин знал о его страсти к Викторианской эпохе и отчасти разделял ее. Поэтому Эмброуз мог быть уверен: у Гаскина его ждет небольшая коллекция сувениров, в гораздо большей степени передающих дух эпохи, чем самые крупные из его приобретений.