Симон поерзал по стулу.
– Дело в том, – сказал великан, – что мне нужен мальчишка Лофтхус. Он – редкая рыбка и для меня представляет бóльшую ценность, чем для других покупателей. Потому что он убил моих людей и украл мои деньги. Думаете, я мог бы двадцать лет править этим городом, если бы позволял людям не платить за такое? Он сам превратил себя в рыбку, которую я должен получить. Простите, Кефас. Мы можем дать вам денег, но мальчишка – мой.
– Он просто хочет узнать имя крота, сдавшего его отца, а потом он исчезнет.
– Что касается меня, то крота он может получить, мне больше нет проку от него или от нее, крот прекратил свою работу двенадцать лет назад. Но даже я так и не смог выяснить, кто был кротом. Мы анонимно обменивались информацией и деньгами, и меня это устраивало, я получал то, за что платил. И вы получите, Кефас. Зрение вашей жены, да?
– Как хотите, – сказал Симон и встал. – Если вы хотите мальчишку, то я получу деньги в другом месте.
Великан тяжело вздохнул:
– Вы неверно поняли ситуацию в наших переговорах, Кефас.
Симон увидел, что блондин тоже поднялся.
– Как опытный игрок, вы должны были бы знать, что человек должен внимательно оценить свои карты, прежде чем начать игру, – произнес великан. – После будет поздно, да?
Симон почувствовал на плече руку блондина. Он не поддался импульсу сбросить ее и снова сел. Великан наклонился. От него пахло лавандой.
– Иверсен рассказал мне о результатах анализа ДНК, с которыми вы к нему пришли. Теперь еще эта запись. Это означает, что у вас есть связь с мальчишкой, да? И вы нам его достанете. Его и то, что он у нас украл.
– А если я откажусь?
Великан снова вздохнул:
– Чего мы все боимся в старости, Кефас? Умереть в одиночестве, да? Настоящая причина того, почему вы делаете все, чтобы вернуть зрение своей жене, в том, что вы хотите, чтобы она видела, как вы будете умирать. Потому что нам кажется, что так умирание будет не таким одиноким, да? Ну что же, подумайте о смертном одре, где более одиноко, чем со слепой, но все же живой женой…
– Что?
– Бу, покажи ему.
Блондин поднес свой мобильник к Симону. На дисплее была фотография. Он узнал больничную палату. Кровать. Спящую на кровати женщину.
– Любопытно не то, что мы знаем, где она сейчас находится, – сказал великан, – но то, что мы ее нашли, да? В течение часа после того, как нам позвонил Иверсен. И это означает, что мы снова найдем ее, где бы вы ни попытались ее спрятать.
Симон вскочил со стула, правая рука рванулась к горлу великана, но оказалась в кулаке, который поймал ее с такой же легкостью, что и бабочку, и сжал запястье Симона.
– Вы должны решить, кто для вас ценнее, Кефас. Женщина, с которой вы делите дом, или эта бродячая собака, которую вы усыновили.
Симон вздрогнул и попытался не обращать внимания на боль, вызванную хрустом собственных костей и фаланг пальцев, прижатых друг к другу, но он знал, что его выдадут слезы. Он моргнул. Еще раз. Почувствовал, как по щеке потекла теплая капля.
– Ее надо отправить в США в течение двух дней, – прошептал он. – Мне нужны деньги наличными при передаче.
Близнец ослабил захват, и, когда кровь устремилась к руке, усиливая боль, у Симона закружилась голова,
– Она окажется в самолете, как только вы передадите нам мальчишку и украденное им, – сказал великан.
Блондин вывел Симона на улицу. Дождь прекратился, но воздух все еще был влажным и тяжелым.
– Что вы с ним сделаете? – спросил Симон.
– Лучше тебе этого не знать, – ответил блондин, улыбаясь. – Но спасибо за сделку.
Дверь за Симоном закрылась.
Он вышел из переулка. Начинало темнеть. Симон побежал.
Марта сидела перед тарелкой с говяжьим стейком и смотрела поверх высоких винных бокалов, поверх голов на другой стороне стола, поверх семейных фотографий на столике у окна, поверх отяжелевших от дождя яблонь в саду, – смотрела на небо, в надвигающуюся темноту.
Речь Андерса была красивой. Никаких сомнений: только что одна из тетушек смахнула слезинку.
– Мы с Мартой решили пожениться зимой, – говорил он. – Потому что мы знаем, что наша любовь растопит лед, а сердца наших друзей согреют любой зал для торжеств и что забота, мудрость и наставления вас, членов нашей семьи, послужат светом, нужным нам на темной зимней тропе. И конечно, есть еще одна причина… – Андерс схватил бокал и повернулся к Марте, которой только в последнюю секунду удалось оторваться от вечернего неба, чтобы улыбнуться ему в ответ. – У нас терпения не хватит ждать до лета!
Веселый смех и аплодисменты наполнили гостиную.
Андерс взял ее ладонь свободной рукой и, крепко сжав ее, улыбнулся. Его красивые глаза блестели, как море, и она знала, что ему об этом известно. Потом он наклонился, как бы разряжая обстановку, и быстро чмокнул ее в губы. Всеобщее ликование. Он поднял бокал:
– Выпьем!
Затем он сел, поймал ее взгляд и улыбнулся как будто очень личной улыбкой. Улыбкой, которая должна была поведать остальным двенадцати гостям, что между ними существовало кое-что особенное, что принадлежало только им двоим. Но то, что Андерс играл, как перед полным залом, не означало, что это неправда. Между ними было кое-что особенное. Кое-что хорошее. Они были вместе так долго, что легко могли забыть все хорошие дни и впечатления, полученные вместе. И то, что они преодолели не такие хорошие времена и вышли из них более сильными. Она любила Андерса, правда любила. Конечно любила, иначе не согласилась бы выйти за него замуж.
Его улыбка стала немного напряженной, словно говорила, что Марта могла бы проявить в этот момент больше энтузиазма и помочь ему, ведь они собрали свои семьи, чтобы рассказать о планах относительно женитьбы. Свекровь попросила позволить ей сделать это, и Марта не нашла в себе сил отказать. Теперь свекровь поднялась и постучала по бокалу. Казалось, что в комнате включили тишину. И не только потому, что гостям было интересно, что она скажет, а потому, что никто не хотел быть просверленным насквозь острым взглядом этой женщины.
– И мы очень рады, что Марта захотела провести венчание в церкви Святого Павла.
Марта едва сдержала кашель. Захотела?
– Как вы знаете, наша часть семьи исповедует католическую веру. И несмотря на то что средний уровень образования и доходов у протестантов в большинстве стран выше, чем у католиков, в Норвегии все не так. Здесь мы, католики, составляем элиту страны. Так что добро пожаловать в высшую лигу, Марта.
Марта улыбнулась шутке, хотя прекрасно знала, что это совсем не шутка. Она слышала голос свекрови, продолжавшей говорить, но сама она снова далеко унеслась мыслями. Далеко, потому что ей надо было убраться отсюда. Сбежать в другое место.