Гулять на Пречистенке было приятно: улица больше напоминала ухоженный сквер, выглядела такой же зеленой и чистой. Многие дома были выстроены с колоннадами — больше для помпезности и величия, — и создавалось впечатление, что прогуливаешься не в центре Москвы, а плутаешь по улочкам Рима.
— Лиза, я устал уже говорить об этом. Но ты мне по-прежнему дорога, как и раньше, и я по-прежнему тебя люблю. Мое отношение к тебе никак не изменилось.
— Хорошо, ответь мне откровенно, Савелий, что же тогда произошло? Почему по отношению ко мне ты стал совершенно другим?
— Я просто утомился от всего, — попытался отговориться Савелий, хотя осознавал, что столь банальная отговорка не сумеет охладить женскую подозрительность.
— Тогда я знаю, в чем причина твоей хандры, — почти с вызовом произнесла Елизавета.
Савелий едва улыбнулся. Он сам не мог разобраться в собственных чувствах, а Елизавета, едва взглянув на него, готова была поставить ему диагноз. Может быть, она пропишет еще и рецепт? Наверняка Елизавета сейчас заведет разговор о его тайной избраннице, устроит сцену ревности… Боже, как все женщины похожи друг на друга.
Савелий уже открыл рот, чтобы сказать утешительные слова, как Елизавета продолжила:
— Тебе не я надоела, ты просто устал от той обыкновенной жизни, которую вынужден вести. Тебе не хватает острых ощущений. Ты вскрыл все сейфы, которые есть в России, и теперь не видишь цели. Тебе становится скучно жить.
Савелия передернуло. Елизавета была права — он желал не развлечений, а активных действий и постоянно искал работу для ума. Все дело было в том, что он вырос не на Пречистенке, в окружении слуг, а на Хитровке, где роль гувернантки выполнял душегуб Заноза. Хитровка на всю жизнь наложила отпечаток на его характер.
— Не хочу с тобой спорить, возможно, ты права, — улыбнулся Савелий. — Мне порой кажется, что ты меня знаешь лучше, чем я себя.
Неторопливо дошли до Всеволожского переулка, — на углу красивый особняк, тенистый сад. Елизавета легонько потянула Савелия за рукав в сторону скамеек.
— Давай посидим, — произнесла Елизавета, — я что-то устала.
Аккуратно приподняв краешек платья, Елизавета присела на скамью. Рядом с ней опустился Савелий.
— Надеюсь, разочарований больше не последует. Ты мне можешь не поверить, но вскрывать сейфы для меня такое же призвание и необходимость, как для музыканта сочинять музыку. Без щемящего чувства опасности я просто засохну, точно так же, как влаголюбивое растение под палящими лучами солнца.
— Но ты можешь потерять меня, разрушить все то доброе, что связывало нас! — горячо воскликнула она. — Рано или поздно на твои руки нацепят кандалы, обреют тебе голову и спровадят на каторгу.
Савелий неопределенно пожал плечами:
— Значит, так тому и быть. Судьба, одним словом.
— Вот так ты стал рассуждать, а что будет со мной? Идти вслед за тобой, повязав голову косынкой?
— Елизавета…
— Не надо, ты уж все решил! Тебя интересует все, кроме меня, а к чему по-настоящему ты неравнодушен, так это к деньгам. Именно из-за них ты идешь на преступления. А все твои отговорки о твоем якобы призвании ничего не стоят.
Елизавета поднялась. Савелий грустно улыбнулся:
— Жаль, что так получилось. Ты меня не поняла.
— Прощай, — прошептала Елизавета, — и не надо меня провожать. С моей стороны было большой ошибкой надеяться на продолжение…
— Жаль, мы с тобой были бы очень неплохой супружеской парой.
Елизавета уже не слушала и медленно шла по аллее сквера.
На ипподроме было шумно. Первый заезд принес массу неожиданностей. Во-первых, споткнулся фаворит — конь вороной масти с задиристой кличкой Буйный; во-вторых, победил никому не известный арабский скакун Шах; и в-третьих, призовой фонд был настолько высок, что даже «жучки», для которых ипподром был родной дом, не слышали о подобных вознаграждениях.
Зрители с нетерпением ожидали второго забега, где выступать должен четырехлетний жеребец с райским именем Адам. Месяц назад конь выиграл забег в Англии, и, как писали «Московские ведомости», хозяин получил триста тысяч рублей.
По ипподрому прошел слушок, что на бега приехали сибирские купцы, которые любили ставить на «черных» лошадок из-за куража и шального баловства немалые деньги. «Жучки» не без гордости утверждали, что каждому, кто угадает забег, выигранных денег хватит до конца жизни, и за дополнительную плату делились информацией о возможных результатах предстоящего заезда.
Савелий протянул кассиру пачку сотенных:
— Здесь пятьдесят тысяч рублей, я бы хотел поставить на Янычара.
Старичок кассир, проработавший всю жизнь на ипподроме, впервые лицезрел такую огромную сумму и смотрел на Савелия почти как на блаженного.
— Простите, может быть, это и не мое дело… Обычно я не даю консультаций, но вы напрасно так рискуете… можно было бы поставить хотя бы часть… ну, тысяч пять. А потом Янычар не в форме… Он наверняка проиграет, и вы потеряете свои деньги.
Молодой человек улыбнулся печальной улыбкой и произнес странную фразу:
— С некоторых пор деньги меня не интересуют. Может быть, я их как раз хочу проиграть.
— Простите, если вас не интересуют деньги, может быть, вам тогда лучше отдать их первому встречному… или, может быть, тому господину, что стоит за вашей спиной… или, может быть, мне?
Молодой человек по-прежнему улыбался, но сейчас в его глазах просматривалась печаль.
— Просто так отдать я не могу. Я игрок, а поэтому должен проиграть их… или выиграть, если мне повезет еще.
— Воля ваша, — пожал плечами кассир и вручил Савелию билет.
Савелий небрежно сунул бумагу в карман и пошел занимать место.
Раздался револьверный выстрел, и жокеи, вонзив в бока лошадям шпоры, погнали их по кругу. Сначала Янычар бежал последним, но неожиданно к середине первого круга он обошел двух лошадей сразу, к началу второго крута он был уже третьим и завершил гонку первым.
Савелий увеличил свое состояние на несколько тысяч рублей.
Неожиданно посетила шальная мысль: а не заняться ли благотворительностью? А может быть, отдать свое состояние какому-нибудь юному дарованию. Но Савелий тотчас отбросил крамольную мысль. Он игрок по натуре, а следовательно, если терять состояние, то непременно в затянувшемся азарте.
Савелий взялся за карты, но, к его удивлению, в рамс ему везло не меньше, чем на ипподроме. Создавалось впечатление, что сам дьявол подкидывает ему масть. Даже Заноза, который умел хранить невозмутимость при любой ситуации, сдержанно отозвался на везение Савелия.
— Видел я игроков на своем веку, но таких, как ты, Савелий Николаевич, встречать не доводилось. Это где же видано, чтобы туз бубновый в одни руки пятый раз подряд лез. А ведь карты мешаны отменно. Так в чем же твой секрет, Савелий Николаевич?