На минуту в трубке воцарилась напряженная пауза, после чего Аристов отвечал натянутым голосом:
— Откуда вам известно?
— Я же вам отвечаю, что я и есть тот самый человек, которого вы ищете.
В этот раз пауза была не столь затяжная, прозвучавший голос показался несравненно бодрее:
— Что вы предлагаете?
Савелий хмыкнул:
— Вижу, что разговариваю с разумным человеком. Хотя бы даже потому, что тотчас не предложили мне сдаваться с повинной куда-нибудь в Бутырскую тюрьму. И поэтому я сразу перехожу к делу. В вашей власти находится человек, которого бы я хотел видеть на свободе.
— Понимаю, вы говорите о Парамоне Мироновиче?
— Совершенно верно.
— Боюсь, я ничем не смогу вам помочь. Мы должны его проверить на причастность к другим преступлениям. Без его участия не обошлось ни одно крупное ограбление в Москве. Если эта информация соответствует действительности, то вашего друга ожидают весьма большие неприятности.
— Например?
— Скажем, пребывание на каторге лет двадцать. Для него это наказание пожизненно. Жаль. А так, глядишь, протянул бы на свободе еще лет десять. И не приведи господь угодить, скажем, на тобольскую или сахалинскую каторгу. За провинности там наказывают очень сурово. Разложат арестанта на лавочке, протянут несколько раз хлыстом, а он после этого и не встанет. А бывают такие мастера, что способны одним ударом хлыста хребет ломать. Так что Парамону Мироновичу отпущено куда меньше срока, чем нам представляется. Конечно, я не настаиваю на явке с повинной, но если вам дорог Парамон Миронович, то вы, я думаю, задумаетесь крепко.
— За его свободу я могу дать денег, — проговорил Савелий внушительно, — большие деньги. Я тут немножечко справлялся о вас. Люди говорят, что вы страстный игрок и случается, что проигрываете.
— Такое бывает у многих. — В голосе Аристова прозвучало едва заметное раздражение. Генерал не любил чувствовать себя неудачником.
— Полученных от меня денег вам хватит до конца жизни даже в том случае, если вы будете ежедневно проигрывать по нескольку тысяч рублей.
Генерал вновь надолго замолчал. Похоже, что он просчитывал в уме возможную цифру.
— Нет, — наконец прозвучал ответ, — на свете существуют такие вещи, которые не подлежат торгу. Мне нужны вы! Как бы мне вам объяснить… вы меня интересуете с профессиональной точки зрения. Не буду скрывать, вы пополнили бы мою коллекцию правонарушителей. Что вы на это скажете?
— Наш разговор начинает принимать очень опасный поворот, — сдержанно заметил Родионов. — Но хочу вам заметить, если вы не освободите Парамона в течение ближайших трех дней, то я взломаю Национальный российский банк!
— Шутить изволите? — хмыкнул Аристов. — А может, вам лучше сразу сдаться в руки полиции?
— Это мой ультиматум! — Савелий положил трубку.
Место конопатого разносчика занял пацан лет шестнадцати. Он сжимал в руках целую охапку свежих номеров «Русских ведомостей» и гортанно выкрикивал заголовки статей. Держался он достойно, даже деньги принимал с какой-то напускной важностью, и если бы не малый возраст, то он вполне сошел бы за корифея прессы.
«Свято место пусто не бывает», — с улыбкой подумал Савелий и направился к себе на квартиру.
Некоторое время Аристов сжимал в руках телефонную трубку, как будто продолжал надеяться, что короткие гудки умолкнут и образовавшуюся паузу заполнит голос неизвестного. Но ничего подобного не происходило. Генерал в раздражении бросил трубку на рычаг.
На душе было тревожно. Аристов размашистым шагом прошелся по кабинету. Для него генеральский кабинет был маловат. Григорий Васильевич чувствовал себя точно лев в тесном вольере. Наконец он решился, взял трубку и набрал номер:
— Национальный банк? Это генерал Аристов… Да, он самый. Как у вас с охраной? Да… хорошо. Значит, у вас все в порядке? А то, знаете ли, с последними событиями это весьма актуально, только за прошедший день… Да, вот именно, тройное ограбление, и поэтому я прошу усилить охрану. Да. Банк следует охранять день и ночь. У меня имеются данные, что ограбление будет совершено в ближайшую неделю. Да уж, извольте. Я даже лично к вам заеду и посмотрю все как следует. Да, ждите через час.
Григорий Васильевич бережно положил трубку на рычаг и открыл сейф. На полке, в фигурной бутылке, стоял коньяк «Курвуазье». Он налил темно-коричневую жидкость в маленький хрустальный стаканчик до самых краев и привычным жестом опрокинул сорокапятиградусное содержимое в рот.
У самого подъезда генерала ожидала пара с пристяжной. Яшка Гурьев, заметив генерала, гордо приосанился. Едва взглянув на своего кучера, Аристов понял, что тот пьян.
— Опять пьян, стервец, — буркнул недовольно Аристов, садясь в повозку. — Выслать бы тебя из Москвы. Откуда ты родом?
— Ясное дело, из Тулы! — гордо отвечал Яшка.
— Отправить бы тебя обратно в Тулу, вот и охмурял бы там крестьянок. Чего молчишь? Или хочешь сказать, что к графиням привык? Мерин ты сивый! — беззлобно произнес Григорий Васильевич.
— Помилуй господи, ваше высокоблагородие, чем же я вас таким прогневал? — не на шутку обиделся красавец, боднув ухоженной пепельной бородкой.
— Ладно, — улыбнулся Аристов, — пошутил я, а то ведь без тебя здешние вдовушки скучать будут.
— Оно и верно! — радостно отозвался Яшка. — Куда же мы едем, ваше сиятельство?
— Гони к Национальному банку!
— Это мы мигом, — пообещал Яшка. — Караул! — что есть мочи проорал он трубным голосом.
Кони только того и ждали — рванулись с места, так что Аристов вжался глубоко в сиденье.
Невеселая перспектива возможной высылки подействовала на Яшку отрезвляюще. Он лихо гнал коней, погоняя их длинным кнутовищем, и так истошно орал, как будто семеро чертей вытаскивали из него заживо клешнями грешную душу. Повозки, встречающиеся на пути, с завидной расторопностью съезжали в сторону, а когда Аристов проезжал мимо, кучер облегченно крестился, понимая, что сумел избежать возможных неприятностей. Случалось, что Аристов выселял из Москвы только потому, что в физиономиях кучеров сумел разглядеть злодейский прищур. Если нелегкая все-таки сталкивала их с генералом, то они улыбались так жизнерадостно, как будто Григорий Васильевич одаривал их печатными пряниками.
— Караул!
До Национального банка добрались быстро. Аристов молодцевато сошел с повозки. Милостиво кивнул городовому, который непроизвольно вытянулся при виде начальства, и стал уверенно подниматься по мраморной лестнице.
— Какой гость! Какой гость! — Навстречу Аристову вышел Некрасов. Он раскинул руки для объятия, но, когда расстояние сократилось до двух шагов, неожиданно скромно протянул руку.
Матвей Егорович всегда смотрел исподлобья, и у человека, который его не знал, создавалось впечатление, что он готовился боднуть собеседника могучим лбом.