Аристов печально вздохнул, всерьез сожалея о том, что принимал хитрованца как почетного гостя. Самое лучшее, что он мог сделать для просветления бродяжьих мозгов, так это упрятать его в каталажку на несколько суток, тогда, глядишь, заговорил бы, как Златоуст.
Генерал взял бутылку водки. Теперь она была не столь холодной. Налил себе в граненую стопку на два пальца и махом выпил.
Алексей Ксенофонтович, стараясь придать своему бородатому лицу полнейшее равнодушие, проследил за поглощением «Смирновки» и даже нашел в себе силы не взглянуть на стопку, когда господин Аристов негромко стукнул ею об стол.
— Вспомнил, — безрадостно протянул Смердячий. — Уши у него… это самое… круглые.
— Тьфу ты! Дурак ты, братец, — беззлобно обронил Аристов. — Я тебя об особых приметах спрашиваю, а ты мне — уши круглые! У тебя они тоже не квадратные. Узнаешь его, если где увидеть доведется?
— Как не узнать, если он мимо меня прошел. Еще чем-то сладким от него дохнуло. Не то водка какая, не то коньяк.
— До седых волос ты, братец, дожил, а не можешь понять, что от господина пахнет не сивухой, а одеколоном.
— Виноват, господин начальник.
— Вот что, любезнейший Алексей Ксенофонтович, деньги тебе выдавать пока рановато. Получишь их тогда, когда этого господина отыщешь. А сейчас пошел отсюда.
— Ваше сиятельство, ведь верой и правдой служу российскому отечеству… красненькую бы за труды.
Генерал порылся в карманах — брюки отягощали купюры только самого высокого достоинства. Расставаться хотя бы с одной из них выглядело бы большой потерей.
— Послушайте, Вольдемар, вы человек запасливый. У вас не отыщется десяти рублей для этого уважаемого человека?
Адъютант извлек из кармана ворох мелких купюр и, отсчитав десять рублей, положил на стол.
— Премного благодарен, ваше сиятельство, — протянул Сиваков, смахивая ладонью рубли.
— Полно, голубчик, — отмахнулся Аристов. — Ступай себе.
Когда Смердячий удалился, Аристов брезгливо поморщился и, показав на пустую тарелку, сказал адъютанту:
— Вольдемар, сделайте милость, отнесите ее, пожалуйста. А то у меня такое ощущение, что она воняет.
— Слушаюсь. — Вольдемар осторожно взялся за край тарелки, как будто она и впрямь была перепачкана чем-то гадким.
— Да еще вот что, проветрите, пожалуйста, основательно мой кабинет. А то у меня такое чувство, что я нахожусь в общественной уборной.
Парамон сейчас размещался в тюремном замке у Бутырской заставы. Хлебал щи, что ему волокли посыльные из «Яра», и похоже было, что не тужил.
Начальник тюрьмы — благодушный крупный дядька лет пятидесяти — был необычайно горд тем, что хозяина Хитровки поместили именно в стены его учреждения, и едва ли не каждый день навещал старика в камере, чтобы поговорить с ним о странных вывертах бытия.
Парамон, как рассказывали Аристову, и сам был человеком очень словоохотливым, а потому тюремщик и вор скоро быстро отыскали общие интересы и, запершись в одиночной камере, обстоятельно и с чувством попивали водочку.
Аристов хотел поговорить с Парамоном лично. Но старик представлял из себя крепкий экземпляр, а потому его нужно было обложить со всех сторон уликами, как матерого зверя сторожевыми псами.
…В дверь легонько постучали, и после миролюбивого разрешения Аристова в кабинет протиснулся пристав Макаров.
— Ну-с, голубчик, чем вы меня порадуете? — потер Аристов ладони в предвкушении новостей.
— Вы просили, ваше сиятельство, узнать, не бежал ли в ближайшее время с каторги какой-нибудь медвежатник?
— Точно так-с, голубчик, — отвечал со своего места Аристов и молча, одним движением руки, указал Сергею Гурьевичу на свободный стул.
— Таких было трое, — произнес Макаров, присаживаясь на ближайший стул.
— Любопытно, продолжайте, Сергей Гурьевич!
Пристав открыл папку, перевернул одну страницу, исписанную кривым почерком, и со значением продолжал:
— Один из них бежал из Тобольска год назад, некто Евсей Васильевич Троепольский. Как нам известно, из польских шляхтичей. Объявился Троепольский три месяца назад в Санкт-Петербурге. Арестован. И сейчас находится в Шлиссельбургской крепости.
— Причастен ли он к последним ограблениям?
— Что совершенно точно, к двум последним ограблениям, произошедшим в Москве, он не имеет никакого отношения.
— Так, пропускаем, — поднялся со своего кресла Аристов.
На том месте, где несколько минут назад обедал уважаемый хитрованец Алексей Ксенофонтович, осталось несколько неопрятных жирных пятен. Аристов взял со стола салфетку, после чего промакнул жиринки и, не скрывая отвращения, швырнул ее в мусорную корзину.
— Он к нашему делу не имеет никакого отношения, как я понимаю, — Аристов вытянул очередную салфетку и с той же показной брезгливостью обтер пальцы. — Следовательно, на нем не стоит заострять внимания.
— В Санкт-Петербурге, пока он находился в бегах, произошло несколько громких ограблений. Я полагаю, что он мог в них участвовать.
— Ладно. В Санкт-Петербурге очень хорошие сыщики, передайте им мои соображения, пускай разберутся тщательнейшим образом. Дальше.
Макаров подслеповато сощурился:
— Второй медвежатник, бежавший с каторги, — Степан Валерьянович Кропотов. Он бежал с Сахалина полтора года назад.
— Силен, бродяга! — уважительно протянул Аристов.
— За его плечами почти двадцать лет каторги и восемь лет тюрьмы. Три года назад он был определен в Ярославскую губернию, однако из-под надзора бежал и объявился в Москве. Затем был схвачен и переправлен на сахалинскую каторгу.
— Очень интересно, Сергей Гурьевич. Насколько я понимаю, обнаружен он не был?
Лицо Макарова расплылось в счастливой улыбке. Такую физиономию можно наблюдать у подростка, случайно повстречавшего предмет своего обожания.
— Он встречен нашим агентом на базаре у Сухаревской башни и не далее как вчера препровожден в Таганскую тюрьму.
Аристов невольно улыбнулся. Надзирателям, очевидно, придется здорово помучиться, прежде чем научить медвежатника какому-нибудь ремеслу.
— С ним следует поработать поплотнее, не исключено, что он замешан в других взломах.
— Уже работают, ваше сиятельство.
— Ну и?..
— Пока от всего отказывается. Но ничего, в исправительных тюрьмах у нас хорошие специалисты, найдем и к нему подход.
— Хорошо. Кто третий?
— Третий медвежатник весьма любопытная личность, некто Злобин Филимон Панкратович, — со значением посмотрел на Аристова Сергей Гурьевич. Его круглые очки при этом зловеще блеснули. — И биография, я бы сказал, у него самая что ни на есть непростая. Начинал как обыкновенный мошенник на Сухаревке. За что впервые и попался. Отсидел в Сибири пару лет. Затем был выселен под надзор полиции. Однако скоро бежал и был обнаружен в Санкт-Петербурге. Там он ограбил два магазина. И что самое интересное, вскрыл сейф, причем прежде подобный тип замка считался неприступным.