– Понимаю. Сегодня я здесь, а где буду завтра – не знаю. – Родди удивленно покрутил головой по сторонам. – Тут почти ничего не изменилось, только стало гораздо меньше.
– Что могло измениться? Кругом война, все изо дня в день делают одно и то же. Как ни странно, жизнь продолжается.
– А что думает твой муженек? Вы времени даром не теряли, – улыбнулся Родди, кивнув на коляску.
– Почему бы и нет? Дети – наше будущее, точнее, надежда на лучшее будущее. Твои, наверное, тоже бегают по улицам Акрона?
Родди посмотрел на Эллу и смущенно хихикнул.
– Если и так, мне о них ничего не известно. Между прочим, ты тоже не такая, как прежде.
– Хотелось бы верить. Я теперь мама. – Они брели в направлении Соборного двора. – Мы приходили сюда послушать, как ты поешь. Помнишь?
– Еще бы. Кажется, это было сто лет назад. Начитавшись наших газет, я ожидал увидеть всю страну в руинах. У вас, к счастью, ничего не пострадало.
– Не обманывайся, до конца войны потери понесут все. Во всяком случае, сейчас мы хоть что-то делаем в Европе, даем врагу сдачи… Послушай, хватит про войну. Лучше скажи, как долго нам придется выносить твои скверные шутки?
Элла и Родди остановились у знакомого фасада собора.
– Отбываю уже завтра. Куда – не знаю. Само собой, вся информация под большим секретом.
– Так скоро? – Огорченная Элла направилась к западному порталу. – Не хочешь зайти, как в старые времена?
– Отчего же, давай зайдем. Кто знает, когда я сюда еще вернусь? Обведу собор прощальным взглядом. Помнишь, дедушка Форестер носил в кармане сутаны карамельки? Если ты капризничала, он всегда давал тебе мятный леденец.
– Мне больше нравились его лакричные пастилки, такие маленькие кругляши, которые ты рассасывал, чтобы лучше петь. Добрый был старик и очень тепло относился к моей матери.
– Мама сообщила мне о кончине Мэй. Я собирался написать тебе, но не нашел подходящих слов.
– Селеста правильно поступила. Я очень тоскую по маме, особенно здесь, – прибавила Элла, проходя между скамьями.
– Мне тоже не хватает мамы, – откликнулся Родди, шагая позади.
– Я счастлива, что у меня есть Клэр, и Энтони, и Форестеры, – продолжала Элла. – Твоя мама – прелесть. – Она резко развернулась и в упор посмотрела на Родди. – Почему ты сбежал?
Вопрос, висевший в воздухе много лет, наконец прозвучал.
– Я не сбегал. Я вообще не собирался ехать с отцом, так получилось. Тогда я был еще слишком мал и не сообразил, что он сделал, а потом было уже поздно.
– Ты ведь мог вернуться с Селестой. Мы по тебе скучали.
– Знаю. Еще раз повторюсь: я был ребенком и мало что понимал, а позже… Не все было так просто. Оставалась еще бабушка. Ей тяжело приходилось, и все из-за пьянства отца. Я так долго прожил в Штатах, что возвращаться уже не имело смысла. Ну а теперь там меня держит бизнес.
– Я слыхала, ты процветаешь? Что-то не могу представить тебя водителем грузовика.
– Оставь свой английский снобизм, – засмеялся Родди. – Я как-никак офицер армии Соединенных Штатов, – он постучал по лацкану, – так что веди себя прилично.
В молчании они обошли собор, словно обычные туристы, слушая гулкое эхо шагов по каменным плитам. Все ценное заколотили досками или вывезли; внутри было пусто и холодно. Элле захотелось поскорее выйти обратно на солнышко.
– Пора домой. Боюсь, нас уже ждет вултонский пирог [30] миссис Аллен. Считай, что я тебя предупредила, – улыбнулась Элла.
– Ничего не упустила? – поинтересовался Родди.
Элла озадаченно посмотрела на него.
– Ты о чем?
Он показал на узкий проход, ведущий на Бикон-стрит.
– Если не ошибаюсь, мы должны пройти полным маршрутом, а значит, заглянуть в Музейный сад и поздороваться со старым морским волком.
– Капитан Смит! Я думала, ты про него давно забыл.
– Что ты, как можно! Если бы не он, мы с тобой тут бы сейчас не стояли, – произнес Родди.
Ну вот, они словно бы и не расставались. «Старший брат» вновь рядом с ней, такой же, как всегда.
– А знаешь, я ведь познакомилась с родной дочерью капитана. Ты не поверишь!
Родди толкал коляску, а Элла увлеченно рассказывала свою историю, не подозревая, что он смотрит на нее новыми глазами. Появись девушка с ее внешностью на авиабазе, все просто остолбенели бы от восхищения. Может, если бы он остался в Англии… Что ж, она замужем и для него недосягаема. Ну и поделом ему: слишком долго откладывал приезд.
Где-то рядом разорвался снаряд.
– На землю, падре! – выкрикнул голос из стрелкового окопа.
Фрэнк прыгнул, машинально прикрывая голову, и, распластавшись лицом в грязи, принялся читать молитву. Он знал, что в сражениях фортуна не жалует духовников. Фрэнк был весь перепачкан кровью и дико устал. Высадка в Анцио прошла легче, чем они предполагали, но теперь, после немецкой контратаки, они застряли на прибрежном плацдарме, пытаясь преодолеть хорошо укрепленную линию обороны.
Кажется, что бои в Северной Африке закончились очень давно. Как много товарищей Фрэнка погибло от ударов бомб, разорвавшихся мин, артиллерийских обстрелов, сколькие из них не выдержали военных тягот… Видимо, быстрого перехода из Неаполя в Рим не получится, наступление будет тяжелым.
Командир часто шутил, что Фрэнк воюет с той же страстью, с какой монах читает молитвы, однако это было не совсем верно. Перебегая из одного грязного окопа в другой, сгибаясь пополам, чтобы избежать снайперских пуль, он почти ничего не чувствовал, действовал механически. В последнее время он стал носить на рукаве повязку Красного Креста, и это уже не раз помогало ему, когда он вытаскивал раненых, оставшихся на поле боя, или соборовал умирающих. Не все солдаты неприятеля отличались бессердечием: некоторые немецкие пехотинцы отдавали дань уважения противнику и временно прекращали огонь. Некоторые, но не все.
Сейчас, после недавней бомбежки, Фрэнк должен отыскать на поле боя убитых и раненых с обеих сторон и на себе вытащить тех, кто еще жив. Это самое меньшее, что он может сделать. Они его семья, братья по оружию, они нуждаются в нем, и все же… На сколько еще хватит у него сил, а главное, мужества?