Допустим, каждую фразу я начинала со слов «все это ужасно смешно…». Я изо всех сил дружила с модными адвокатами, я хотела, чтобы они вместе со мной посмеялись всему, что с нами случилось. Допустим, мой рассказ звучал сбивчиво, как будто я сдаю экзамен и плохо ориентируюсь в материале. Но, когда я принимаю экзамены, я всегда думаю: может быть, человек не сразу показывает все знания? Я не смотрю на студентов взглядом «двойка без права пересдачи», а они смотрели!
– Нужно было как можно раньше привлечь нас к следственному процессу, так как самые первые следственные действия, обыски и допросы, являются главными доказательствами в суде, – сказал Меньшевик.
– Мы не знали… простите, – пискнула я.
– Вы понимаете, в чем состоит работа адвоката? Участвовать в обысках, на правах представителя присутствовать при допросах клиента, посещать подсудимого в следственном изоляторе, обсуждать с ним тактику поведения во время допросов…
– Зачем вам участвовать в обысках, у нас уже был обыск…А допросы, какие допросы?… – испугалась я и тут же еще больше испугалась строгого взгляда Меньшевика. – …Ну, хорошо, хорошо, допросы.
От меня нет толку. Я некомпетентна. Диалог адвокатов со мной – как будто кто-то пытается налить кофе в почтовый ящик, все льется мимо. На половине принцессы музыка, разговоры о хороших людях, вечный праздник. Нанимать адвоката по уголовным делам – мужское дело.
…Но чье мужское дело?
Илью нельзя было брать на кастинг адвокатов, у Ильи парамнезия. В ресторане Ирка советует ему «бери мясо», он заказывает рыбу, а когда принесут, морщится и тоскливым голосом Иа-Иа говорит Ирке «я же сказал, нужно было брать мясо!». Парамнезия, иллюзорный взгляд в прошлое: Илья уверен, что все знал заранее, обо всем предупреждал, но его не послушали, и теперь – вот… Конечно, ворчать «а я говорил…» – свойство всего живого, но парамнезия Ильи усилена профессиональной деформацией: в качестве публичного интеллектуала он каждый день дает оценки всему, говорит «это так». Если оказывается прав, то думает «супер, я все знал заранее!», а если оказывается не прав, думает, что предвидел именно такое развитие событий…В общем, Илье нельзя доверить выбор адвоката: выберет, к примеру, адвоката с параметрами 100-60-100, а потом скажет «я же говорил, нужно было брать 200-100-200».
Никиту тоже нельзя брать с собой на кастинг адвокатов. У Никиты иллюзия контроля. Считает, что всегда управляет ситуацией, а специально обученные люди должны записывать его слова в блокнот и потом доложить. На ложной идее, что человек может все контролировать, основаны эти ужасные тренинги по достижению успеха с ужасными лозунгами «Вы можете всего достичь!», «Вы должны только захотеть!» – но разве нам подвластно все на свете, разве это не мания величия?…В общем, Никита выберет самого послушного адвоката, который будет записывать за ним в блокнот, затем докладывать о том, что ничего не вышло, и получать новые инструкции, – а я так не хочу.
Поэтому мы нанимали адвоката по уголовным делам втроем: Алена, домохозяйка, Ирка, буфетчица-актриса, и я, бывшая принцесса мира. Думаю, это общее правило: мы кажемся себе Весьма Значительной Персоной, наше лицо висит на Невском, у нас множество умных (и влиятельных) друзей, приятелей, знакомых, но когда случается что-то страшное, рядом с нами остаются Алена и Ирка. Так получается.
– Есть одно важное обстоятельство, которое мы не обсудили, – поглядев на часы, сказал Большевик.
– Давайте обсудим! – откликнулась я с радостной готовностью учительской подлизы.
– Эта девушка Марфа, которая вам как дочь, – любовница вашего мужа?
– Что? О господи… Конечно, нет.
Меньшевик и Большевик переглянулись.
– Ваш муж много моложе вас? Или много старше?
Что они имеют в виду? Что у меня муж-мальчик, который за моей спиной… фу! Или же у меня старый муж, которому бес в ребро? А Марфа, что они подумали о Марфе? Что она любимый персонаж детективов? Девушка с ангельским лицом и тайной в прошлом, всегда оказывается не той, за кого себя выдает?
…Большевик и Меньшевик смотрели на меня с выражением «оставайтесь при своих иллюзиях, раз уж вы такая дура».
– Подведем итог: ваш муж обвиняется в организации преступной группировки по продаже наркотиков. Один из членов группы находится под арестом. С момента обыска вы не знаете, где находится ваш муж. Кстати, он молодец, что вчера не был дома, – его бы закрыли, – сказал Большевик и, не дожидаясь вопроса «где закрыли, дома?», пояснил: – Его бы арестовали, а сегодня утром задержание превратилось бы в арест.
…Мне пришло сообщение «когда папа зобирет меня?», я ответила «тебе у бабули очень хорошо, целую», второпях даже не добавила привычное «занимайся русским». Большевик и Меньшевик перекидывались друг с другом словами, которых я не понимала, звучали чины и организации, названия которых не смогла бы повторить, но суть была понятна: у них есть связи во всех главных организациях города.
– Давайте заключим договор. Аванс десять тысяч долларов плюс расходы, – сказал Меньшевик, и Алена с Иркой одновременно пихнули меня под столом, Алена справа, Ирка слева.
– Мы согласны, – сказала Алена.
– Мы не согласны, – сказала Ирка.
Большевик и Меньшевик велели нам подумать и пересели за другой стол – за другим столом у них была встреча с другим клиентом, – и мы принялись думать.
– У них есть связи. Стоят они по-божески. Тем более у нас в России труд адвоката недооценен по сравнению с Америкой, – сказала Алена.
– Мы ничего не знаем про их связи, может быть, это психологическая атака на клиента. Стоят они дорого. Мы не в Америке, – сказала Ирка.
…Мне очень трудно принять решение. Эти модные мальчики не верят, что мой муж ни в чем не виноват. Думают, что он знал об обыске. Думают, что Марфа его любовница, что через нашу квартиру проходит наркопуть, а я наивная дура. Я не хочу адвокатов, которые мне не верят!
Я не хочу адвокатов, которые мне не нравятся!..Но должны ли они мне нравиться? Но, может быть, они мне все-таки нравятся? Они молодые, энергичные, со связями. Да, решено, – они мне нравятся…Нет, я не могу. Я… они меня пугают. Нет.
Меньшевик и Большевик вернулись к нам.
– Да, – сказала я, – уже можно заплатить?…
И в тот момент, когда я уже вывела на договоре первую букву своего имени, зазвонил Аленин телефон.
– Пока ты неизвестно чем занимаешься, мы уже адвокатов наняли, договор подписываем, а ты что успел сделать?! – говорила Алена. И вдруг умолкла, будто ее выключили.
Мы выскочили из кафе, не заплатив за кофе и пирожное, пришлось Ирке вернуться, а мы с Аленой ждали ее в машине молча, и между нами метался ужас. Никита сказал: «Сию минуту домой. Ни с кем не говорить. У меня 170 на 100, но это сейчас не важно».
Моя жизнь сейчас как школьный учебник истории, в котором каждый параграф начинался со слов «Крестьянам жилось все хуже». Давление 170 на 100 не важно, спать без двери еще не ужас…