Наверху стояла тишина, которую нарушал только мерный плеск волн. Синие сумерки почти скрыли остров из виду. Вдалеке мигали огоньки рыбачьих лодок, а наверху медленно загорались звезды.
Макар прошел на бак и сел прямо на палубу, вытянув длинные ноги. Бабкин облокотился о борт, Маша пристроилась рядом с ним на корточках.
– Скажи, хорошо! – Сергей задрал голову и уставился на звезды.
– Живому везде хорошо, – трезво заметил Илюшин. – А теперь поведайте мне, дети мои, что за дьявольщина творится на этом прекрасном корабле.
– Что ты имеешь в виду под дьявольщиной? – насторожилась Маша.
Макар посмотрел на нее своими ясными серыми глазами.
– Матроса ведь убили, мне Серега доложил, – сказал он. – Не думаешь же ты, что это было божье возмездие.
В рубке Муромцев, нахмурив брови, слушал Киру Лепшину – и не верил ей.
– Прошу вас, – волнуясь до слез, говорила Кира, – разрешите нам сойти с корабля. Я не могу больше выносить это!
Муж стоял за ней, растерянный, недоумевающий, и старался не встречаться с капитаном взглядом.
– Я уже собрала вещи! – горячо твердила Кира. – Нам нужна только лодка, чтобы переправиться на берег!
– Но все отели сейчас уже закрыты. Что вы будете делать на острове?
– Мы справимся! Не волнуйтесь за нас!
– Аркадий, вы тоже хотите покинуть корабль?
– Э-м-м-м… Я вижу, что пребывание на «Мечте», к сожалению, плохо действует на Киру, – дипломатично ответил тот. – Поэтому… Да, в сложившихся обстоятельствах…
Он не договорил.
Муромцев поднялся.
– Вы знаете, какая у нас случилась трагедия, – твердо сказал он, не спуская глаз с Киры. – В этой ситуации я прошу вас проявить понимание. Дух команды упал, пассажиры нервничают. Если вы покинете бригантину, обстановка ухудшится.
– Илья Ильич, я все понимаю… – ее руки безостановочно терзали платок. – Но мы не можем остаться. Нам надо как можно скорее… Немедленно… Мы должны покинуть судно!
– Несчастный случай с Антоном – большое горе для всех нас… – начал Муромцев, но нервный смех заставил его оборвать речь на полуслове.
– Несчастный случай? – Кира подавила нервический смешок. – Капитан, вы ослепли!
Под его взглядом она осеклась, но было поздно. Удивление на лице Муромцева сменилось пониманием и сразу – гневом. Капитан верно истолковал ее слова.
– Что?!
– Илья Ильич…
– Основания для такого предположения?!
– К-какого предположения? – Кира начала отступать. Муромцев сделал шаг вперед.
– Вы только что дали понять, что Антон стал жертвой не несчастного случая, а чьих-то действий! И даже не думайте утверждать, что это не так! – В голосе его лязгнул металл. – Я хочу услышать от вас, почему вы так решили!
– Дорогая, ты действительно так считаешь? – изумленно спросил режиссер.
Кира молчала, кусая губы.
– Так вот, уважаемая Кира Андреевна! – голосом Муромцева можно было резать канаты. – Я, капитан этого судна, объявляю: никто не сойдет на берег без моего разрешения, пока я не закончу повторное расследование. С учетом вновь открывшихся фактов.
– Нет же никаких фактов, – осторожно возразил Аркадий Бур.
– Ваша жена полагает, что есть! Это вы виновны в смерти нашего матроса, Кира Андреевна?
– Капитан! Прекратите сейчас же! – рассердился режиссер.
Но Муромцев настаивал:
– Кира Андреевна, ответьте же нам!
Женщина молчала.
– Дорогая, взгляни на меня, – попросил Аркадий.
Кира смотрела вниз, а пальцы ее судорожно рвали на полосы тонкий белый платок.
Сидя за столиком под неяркой лампой, Наташа пыталась собрать колье. Самое простое, синее с белыми вкраплениями. Ученическая работа, на которую способна любая женщина, умеющая нанизывать бисер.
Ничего не получалось. Вещь в ее руках выглядела уродливой.
«Я – Кай, который пытается собрать слово «вечность». Не помню, смог ли он сделать это сам, или ему помогла Герда».
– Что, не то? – сочувственно спросил Стефан и присел напротив.
– Ты брал мои вещи, – без выражения сказала Наташа.
Он сразу понял по ее интонации, что она в бешенстве. Сообразить бы это минутой раньше – и он сбежал бы подальше, к механику, в кают-компанию, куда угодно. А сейчас уже поздно.
– Ты о чем?
– Ты брал мой красный платок. Его нет на месте. Верни.
– Э-э-э… я его потерял.
– Ты не мог его потерять, потому что ты его не носил. Ты повсюду ходил в кепке. Платок тебе ни к чему.
Стефан встал.
– Хорошо, я тебе его верну, – примирительно пообещал он.
Теперь и Наташа поднялась.
– Зачем тебе мои вещи? Ответь мне. Я хочу знать. Тебе нравится одеваться в женскую одежду?
От неожиданности Стефан даже рассмеялся. Но потом понял, что она вовсе не иронизирует.
«Может быть, соврать? – подумал он. – Покаяться в том, что я тихий извращенец?» Беда в том, что он не знал, как Наташа это воспримет. Самые обыкновенные поступки могли вызвать у нее отторжение. Например, она раз и навсегда возненавидела соседку за то, что та развешивала на балконе белье. Стефан пытался добиться от нее объяснения, но понял лишь, что Наташа воспринимала их дом единым цветовым пятном, и нарушение гармонии оскорбляло ее. Почему-то это было очень важно – чтобы монолитная серая глыба дома сохраняла свой облик, без лохмотьев цветастых простыней.
Зато к другой соседке, дрянной жадной бабе с первого этажа, не желавшей потратиться на стерилизацию своей гулящей кошки и регулярно топящей котят в бельевом тазу, Наташа относилась спокойно. При том, что кошек обожала. Стефан никак не мог взять в толк, как такое может быть. «Она очень глупая женщина, – объяснила как-то Наташа. – С глупых спрос небольшой». Но для Стефана это ничего не прояснило.
– Я верну тебе платок, – пообещал он, зная, что вернуть не сможет.
Наташа долго смотрела на него, и по ее лицу невозможно было прочесть, о чем она думает. Затем села и молча взялась за свое ожерелье, собранное из осколков неба, моря и белой пены.
Маша от изумления резко выпрямилась и стукнулась макушкой о выступающий планшир.
– С чего ты взял про Антошу? Это был несчастный случай!
– Я про убийство ничего не говорил, – прогудел Бабкин.
– Ты рассказывал про покушения, – возразил Макар.
– Ну и что?
Илюшин небрежно закинул ногу на ногу. Щека его, намазанная кремом, белела в темноте.