Когда вернулся Галиано, я показала серьгу ему.
– Что это?
– То, что мы называем уликой. – Я выразилась почти как Фреди Минос.
– Ее? Де ла Альды?
– Это вопрос к ее семье.
– Ни на одной фотографии у девушки не было украшений.
– Верно.
Полисмен бросил пакетик в карман.
Уже наступала ночь, когда мы поднялись по склону на дорогу. Фургоны прессы уехали, засняв обязательную сцену с мешком для трупов. Несколько репортеров задержались, надеясь на интервью.
– Сколько, Галиано?
– Кто это?
– Женщина? Ее изнасиловали?
– Без комментариев.
Когда я садилась в полицейскую машину Галиано, какая-то женщина щелкнула меня одной из трех висевших у нее на шее камер.
Вдавив кнопку замка, я откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза. Детектив сел с другой стороны и завел двигатель. В мое окно постучали, но я сделала вид, будто не услышала.
Полицейский переключил передачу, затем закинул руку на сиденье, повернул голову и, резко сдав назад, развернул машину. Его пальцы коснулись моей шеи.
Почувствовав покалывание на коже, я широко раскрыла глаза.
Господи, Бреннан. Умерла молодая женщина. Ее семья будет вне себя от горя. Ты расследуешь это дело. Ты не на свидании.
Я бросила взгляд на Галиано. По лицу мужчины скользили отблески фар, странным образом искажая черты.
Я вспомнила анютины глазки на резиновой ленте. Почему я вздрогнула, когда моя щека прижалась к груди Галиано? В самом ли деле он держал меня в объятиях дольше, чем требовалось?
Я вспомнила букет размером с «фольксваген» в моем номере.
Господи.
– Чертовы акулы, – вывел меня из оцепенения голос детектива. – Нет, даже хуже акул. Они словно гиены, кружащие вокруг трупа.
Он приоткрыл окно со своей стороны. Не из-за того ли, что от меня воняло землей и гниющей плотью?
– Выяснили, что хотели?
– Провела предварительный осмотр, но требуется подтверждение.
– Ее отправили в морг.
– Значит ли это, что тело я больше не увижу?
– Если мне будет что сказать – не значит.
– На четырех коренных зубах пломбы, нужно свериться с ее стоматологической карточкой. Еще одно подтверждение – старый перелом на руке.
Какое-то время мы ехали молча.
– Почему на сей раз Диас не питает к ней нежных чувств?
– Может, по понедельникам он играет в боулинг.
Через двадцать минут Галиано затормозил возле моего отеля. Я открыла дверцу еще до того, как перестали вращаться колеса. Когда потянулась к рюкзаку, пальцы детектива сомкнулись на моей руке.
О боже…
– Вы чертовски хорошо поработали сегодня.
– Спасибо.
– Если вокруг бродит какой-то извращенец – мы его сцапаем.
– Да.
Отпустив мою руку, он кончиками пальцев откинул волосы с моей щеки. По коже вновь пробежали мурашки.
– Идите поспите.
– Угу.
Я выскочила из машины.
Но у Доминики Спектер были другие планы.
Она ждала в вестибюле, наполовину спрятавшись за каучуковым деревом. Увидев меня, встала, и журнал «Вог» упал из ее руки на пачку других.
– Доктор Бреннан?
На женщине был бледно-серый шелковый брючный костюм и черное жемчужное ожерелье. В этом отеле она выглядела столь же неуместной, как трансвестит на собрании баптистов.
– Как я понимаю, момент не слишком подходящий? – Она окинула взглядом мои волосы, грязные ногти и одежду. – Вам не слишком удобно сейчас разговаривать? – Заученно улыбнулась.
– Нет, – осторожно сказала я. – Детектив Галиано только что меня высадил. Может, еще удастся его поймать.
Я полезла за мобильным телефоном.
– Нет! – Зеленые глаза миссис Спектер тревожно расширились. – Я… я предпочла бы поговорить с вами.
– Детектив Галиано…
– Наедине. Comprenez-vous? [42]
Нет, я не понимала. Но согласилась.
Миссис Спектер вернулась к своему «Вогу», а я поднялась наверх, не вполне уверенная, почему она так терпелива: из любезности или от отвращения, вызванного моим антисанитарным обликом. Впрочем, меня это не особо волновало. Я была вся грязная, кожа зудела, я устала и пребывала в депрессии после шестичасового откапывания трупа. Нужно было принять душ.
Я воспользовалась всем, что предлагалось в наборе туалетных принадлежностей. Ромашковый шампунь и кондиционер, цитрусовый гель для душа, медово-миндальный крем для тела, гель для волос с зеленым чаем и кипарисом.
Одеваясь, с тоской посмотрела на кровать. Больше всего хотелось спать и меньше всего – долго разговаривать с убитой горем матерью. Но я тут же подумала: а что, если?.. Если миссис Спектер что-то скрывала, а теперь решила излить душу? Если она намерена поведать нечто такое, что помогло бы раскрыть даже не одно дело?
Что, если она знала, где Шанталь?
Мечтай дальше, Бреннан.
Я вернулась к миссис Спектер, благоухая, словно парфюмерный магазин. Она предложила пойти в парк в двух кварталах к северу от отеля. Я согласилась.
Парк де лас Флорес оказался небольшим сквером, окруженным розовыми кустами и разделенным идущими наискосок дорожками на четыре треугольника, которые занимали деревья и деревянные скамейки.
– Прекрасный вечер. – Миссис Спектер убрала со скамейки газету и села.
«Сейчас одиннадцать часов», – подумала я.
– Напоминает летний вечер в Шарлевуа. Знаете, что я там живу?
– Нет, мэм, не знала.
– Бывали в той части Квебека?
– Там очень красиво.
– У нас с мужем небольшой дом в Монреале, но я стараюсь при любой возможности бывать в Шарлевуа.
Мимо прошла пара. Женщина толкала коляску, колеса тихо поскрипывали по гравию. Мужчина обнимал ее за плечи. Я вспомнила Галиано – и моя левая щека вспыхнула в том месте, где ее касались его пальцы. Я вспомнила Райана – и вспыхнули обе щеки.
– Сегодня день рождения Шанталь, – вернули меня к реальности слова миссис Спектер. – Ей теперь семнадцать.
В настоящем времени?
– Она пропала четыре с лишним месяца назад.
В темноте я не могла разобрать выражения ее лица.