– Похоже, ему нравятся серые брюки.
– Они видали и похуже.
– Что с сеньорой Эдуардо?
– Ревматический артрит в раннем возрасте. Видимо, перестала расти.
Мы ехали в Управление полиции после короткой остановки в «Полио камперо», гватемальском эквиваленте Кей-эф-си. Когда свернули на Шестую авениду, у Галиано зазвонил мобильный.
– Галиано.
Немного послушав, он одними губами прошептал имя Аиды Пера.
– Во сколько?
Я глотнула диетической кока-колы.
– Не упоминайте о нашем визите. И об этом звонке тоже.
Пера что-то сказала.
– Уговорите его пойти с вами куда-нибудь.
Девушка проговорила что-то еще.
– Угу.
Снова пауза.
– Разберемся.
Галиано отключился и бросил телефон на сиденье.
– Посол дома, и ему не терпится, – предположила я.
– В девять вечера он заглянет к своей любимой.
– Быстро.
– Вероятно, хочет сообщить, что уже заказал церемонию в церкви.
– Думаете, можете случайно оказаться рядом?
– Кто знает.
– Почему бы просто не арестовать этого подонка и не допросить?
Галиано фыркнул:
– Слышали когда-нибудь про Венскую конвенцию о дипломатических и консульских отношениях?
Я покачала головой.
– Это документ, который серьезно ограничивает возможности местных властей в вопросах ареста и задержания дипломатов.
– Дипломатический иммунитет.
– Совершенно верно.
– Вот почему в Нью-Йорке ежегодно триллионы неоплаченных штрафов за парковку. – Я допила кока-колу. – Разве уголовное преступление не лишает иммунитета?
– Иммунитета может лишить только направившее посла государство, в данном случае Канада. Если Канада откажется, все, что может сделать Гватемала, – объявить Спектера персоной нон грата.
– Персоной нон грата?
– Выслать из страны.
– Гватемальские власти не могут расследовать какие-либо дела в пределах собственных границ?
– Мы можем расследовать что угодно и сколько угодно, но, чтобы допросить канадского дипломата, требуется разрешение правительства Канады.
– Вы отправили официальный запрос?
– В процессе. Если предоставим достаточно доводов, нам могут позволить допросить Спектера в присутствии канадских официальных лиц…
– Райана.
– Райана и, возможно, кого-то из штата посольства. Но проблема в том, что у посла нужно получить согласие на допрос. Он не будет находиться под присягой, и его показания не могут поставить под сомнение его иммунитет к возможному судебному преследованию.
– То есть его судьбу решает пославшее его государство.
– Именно так.
Райан находился в комнате для совещаний на втором этаже, где я впервые встретилась с Антонио Диасом, незабываемым окружным прокурором. На столе перед ним были разложены по стопкам книги, журналы, брошюры, бумаги, блокноты и папки. Подперев рукой подбородок, он слушал записи на таком же диктофоне, каким пользовался Нордстерн, когда брал у меня интервью. Справа лежало не меньше десятка кассет. Две – слева.
Увидев нас, детектив нажал кнопку «стоп» и откинулся на спинку стула.
– Господи, до чего же все это тяжело…
Мы оба ждали.
– Наш кандидат на Пулицеровскую премию разговаривал со множеством разгневанных людей.
– В Чупан-Я? – спросила я.
– И в других селениях, которые вырезали военные. Там творилось такое… Настоящее гестапо.
– Нашел объяснение, почему убили Нордстерна? – Галиано облокотился о стол.
– Возможно. Но откуда мне, черт побери, знать, в чем оно состоит?
Я перебрала несколько кассет. На каждой – имя, многие – майя. Сын сеньоры Ч’и’п. Старик из деревни к западу от Чупан-Я. На некоторых кассетах содержалось несколько интервью. Матео Рейес, Элена Норвильо и Мария Паис. Т. Бреннан и Э. Сандоваль.
– Кто это – Э. Сандоваль? – спросила я.
Галиано пожал плечами:
– Видимо, Нордстерн взял интервью сразу же после вашего.
Райан глубоко вздохнул. Я повернулась к нему. Вид у мужчины был измученный.
– Если тебе нужна помощь, могу сказать Матео, что не освобожусь до завтра, – сказала я.
Коп посмотрел на меня так, будто я только что сообщила, что он выиграл в лотерею.
– Не помешает. Ты знаешь обо всем этом куда больше меня. – Райан ткнул большим пальцем в стоявший на полу под окном чемодан. – Можешь обшарить весь запас его нижнего белья.
– Нет, спасибо. Одних грязных трусов мне хватило.
Галиано встал:
– Нужно спланировать вечернюю прогулку с Эрнандесом.
Райан поднял брови.
– Темпе объяснит. Я пошел.
– Чем могу помочь? – спросила я.
– Просмотри книги и бумаги, а я поработаю с записями интервью.
– Что искать?
– Что угодно.
Я позвонила Матео. Он согласился без вопросов. Я спросила его про Э. Сандоваль. Он объяснил, что Эухения Сандоваль работала в Центре изучения общественной истории. Положив трубку, я передала его слова Райану.
– Примерно ясно, – сказал тот.
Собрав книги и журналы, я устроилась напротив детектива. Некоторые публикации были на испанском, но большинство – на английском. Я начала составлять список.
«Резня в Эль-Масоте: притча холодной войны»; «Убийства в джунглях, Икстлан, Гватемала, 1975–1982»; «Гонения по доверенности: гражданские патрули в Гватемале», Центр прав человека имени Роберта Кеннеди. «Урожай насилия: индейцы майя и гватемальский кризис», отчет «Американ вотч» за август 1986 года «Гражданские патрули в Гватемале».
– Похоже, Нордстерн неплохо потрудился.
– Хорошей репутации иначе не добьешься.
– Кто-нибудь разговаривал с «Чикаго трибюн»?
– Судя по всему, Олаф был фрилансером, фактически в газете не работал. Но «Трибюн» действительно поручила ему написать о Клайде Сноу и ФСАГ.
– Почему он заинтересовался стволовыми клетками?
– Может, для будущей статьи?
– Может быть.
Через два часа случился прорыв.
Я перелистывала фотожурнал «La Lucha Maya», коллекцию цветных фотографий на всю страницу. Дома с соломенными крышами в Санта-Кларе. Маленький мальчик ловит рыбу на озере Атитлан. Церемония крещения в Хепутуле. Мужчины несут гробы из Чонталы на кладбище в Чичикастенанго.