– Это для дела, – тут же откликнулась Астра, читая его мысли.
Он молча отвернулся и уставился в окно. Зимний пейзаж старых московских улиц был особенно хорош в ясную морозную погоду: белый снег, заиндевелые деревья, розовая дымка, пастельные фасады домов. А на Гончарной блистала на солнце красными стенами, белыми кокошниками, золотым куполом в окружении синих главок церковь Успения Богородицы. Глядя на нее, Матвей на миг забыл о том, куда и зачем они едут. У церкви на морозе просили милостыню нищие старухи, укутанные в грязные пальтишки и дырявые платки.
Ему вспомнилось, как страшно давно… в такой же точно холодный солнечный день подавал он горстью монеты, щедро насыпая их в дрожащие заскорузлые ладони нищенок. В двух шагах от входа в храм вихлялся, издавая глумливые вопли, юродивый. Только вот где это было? Неужто здесь?
– Идемте, ваше сиятельство… – окликнули его курсанты навигацкой школы, в которой он преподавал.
Он, одетый в камзол и подбитую соболем шубу, обернулся. Молодые парни стояли в ожидании, потирая от холода руки… Опять пришло ощущение, будто он – Яков Брюс: петровский вельможа, фельдмаршал, чернокнижник и кудесник…
«Мерседес» миновал церковь и остановился у дверей с полукруглым козырьком и табличкой «Студия П.А. Баркасова».
– Припаркуйся где-нибудь и жди, – велела Астра водителю. – Будем выходить, подъедешь. Я позвоню.
Карелин продолжал сидеть в машине с застывшим невидящим взором.
– Что с тобой? – наклонилась к нему Астра. – Уснул с открытыми глазами?
– А?
В первую секунду он, ничего не соображая, глядел на странную женщину в нелепом наряде, без парика, небрежно причесанную…
– Приехали! – засмеялась она. В ее черных зрачках прыгали чертики.
Астра! Баркасов! Картина… Кнопф… Сфинкс… убийства… – короткими вспышками высветилось в сознании Матвея. Он вздрогнул и очнулся, ожил.
Баркасов встретил гостей в маленьком прохладном холле, один угол которого занимала вешалка, другой – жесткие кожаные диваны, и повел к себе в кабинет. Там у стены на стульях стояла картина.
– Ну-с, сразу, как говорится, возьмем быка за рога, – посмеивался артист, пропуская «коллекционера» вперед. – Фернанд Кнопф, «Ласки»! – тоном фокусника, готового вот-вот выпустить из рукава стайку голубей, произнес он.
Астра издала слабый возглас – то ли вздох, то ли стон – и замерла, припав взглядом к полотну. Матвей оторопело стоял, не понимая, что ему следует делать. Проконсультироваться по дороге сюда он не успел, и теперь молча, делая вид знатока живописи, изучал картину.
На ней были изображены молодой мужчина, скорее даже юноша с копьем, и… сфинкс с женским лицом и туловищем леопарда. Сфинкс прильнул к юноше, а тот смотрел куда-то вдаль. Позади этой пары простирался скудный пейзаж и виднелась стена, испещренная какими-то знаками.
«Этого еще не хватало! – подумал Карелин. – Что за нашествие мерзких тварей?!»
Баркасов истолковал выражение его лица как сомнения в качестве копии и пустился расхваливать работу, выполненную, по его словам, неизвестным, но на редкость талантливым художником.
– Отличить такую искусную копию от оригинала сможет только хороший эксперт, – говорил он. – А вы будете любоваться изысканной символикой и тонким колоритом картины, ее удивительными образами. Ведь кисть неведомого мастера повторила все в точности… словно отразила в зеркале творение Кнопфа!
– Да, однако это все же подделка, – вяло сопротивлялся «коллекционер».
Артист воздел руки к потолку с пострадавшей от времени лепниной.
– Можно подумать, вы приобретаете картину для Лувра или галереи Уффици! – с комичной гримасой произнес он. – Или собираетесь выставлять ее на престижный аукцион!
Астра прыснула, прикрывая губы рукой. Матвей сердито кашлянул.
– Да и цена на подлинник была бы запредельная, – продолжал агитацию Баркасов. – А вы, смею предположить, не Рокфеллер.
– Истинный ценитель сразу заметит, что…
– Где вы видели истинных ценителей? – перебил артист. – Времена братьев Третьяковых канули в лету. Или вы принимаете у себя исключительно отпрысков аристократических фамилий?
– Нечто в этом роде… – неопределенно выразился Матвей.
– Тем более! – расплылся в слащавой улыбке Баркасов. – Кнопф, кстати, сам был из австрийских аристократов. Его отец служил судьей в Брюгге. Там до сих пор сохранилась фамильная гробница, на которой можно разглядеть герб с грифоном. Художник считал грифона личным символом. Он обожал изображать мистических существ на своих картинах.
– А почему здесь сфинкс сам на себя не похож? – блеснула эрудицией Астра. – У него должно быть тело льва!
Комик тщательно изучил предмет обсуждения и не ударил в грязь лицом.
– Кнопф написал… э-э… женскую ипостась сего монстра, на античный манер. У сфинкса, как видите, лицо женщины – сестры художника Маргарит. А тело леопарда в средневековой символике выражает вожделение. Женщина-сфинкс приникла к юноше-Эдипу, поставила его перед выбором: наслаждения или власть.
– Юноша тоже похож на… Маргарит, – заметил Карелин.
– Совершенно верно! – обрадовался артист. – Юноша – андрогин, его преодоленная сексуальность позволяет ему близость с женской красотой без боязни поддаться соблазну. Добродетель и порок имеют одно лицо. Как не запутаться? Трагедия Эдипа проистекает из поверхностного восприятия жизни и отражает трагедию человека как такового, который, не умея или не желая познавать свои истоки, обречен на ошибки и страдания.
– Эдип разгадал загадку Сфинкса и стал царем Фив, – сказала Астра. – Но это его не спасло. Потому что собственная тайна Эдипа так и осталась за семью печатями.
Баркасов перевел удивленный взгляд с картины на нее, покачал головой.
– А вы интересно мыслите, – уважительно произнес он. – Искусство – это же откровение, которое один человек передает другому на уровне… духа.
– Перейдем к прозе жизни, – вмешался в их философскую беседу Матвей. – Сколько стоит эта копия? Я начинающий собиратель живописи и пока не усвоил все нюансы и тонкости сего почетного и… гм… весьма разорительного занятия.
– Напротив, прибыльного! Приобретение предметов искусства считается лучшим вложением капитала. Впрочем, вы правы, пора поговорить о цене. Она не высока, если учесть…
– Сколько? – потеряла терпение Астра.
Картина ей понравилась, и она решила купить ее, даже если «коллекционер» заартачится. В конце концов, она попросит денег у отца. Потом, спустя годы, они с Карелиным будут сидеть у камина и под треск поленьев любоваться сфинксом и юношей с лицами сестры Кнопфа Маргарит… и вспоминать дело об убийце, который посылал своим жертвам странные загадки.
Как-то само собой пришло понимание, что расследование завершается, а их с Матвеем личная история будет иметь продолжение.