– Ничего, – невнятно пробурчал Алексей. – Видел недавно и не могу вспомнить где.
– Вряд ли ты ее видел, – возразила Марина. – Разве что вместе с Антоном на каком-нибудь приеме.
– Может быть. Но кажется, что я ее в кино видел. Она актриса?
– Нет, студентка. И даже не ВГИКа. По-моему, там что-то с менеджментом связано…
Залевский потерял интерес к Лене и бросился обниматься с каким-то пузатым кавказцем со светившейся плешью.
Кавказец тискал Алексея в объятиях, между делом оглядывая Марину цепким масленым взглядом. Она стояла и загадочно улыбалась, держа бокал на отлете, кокетливо отставив ножку…
Залевский посмотрел на спутницу с неудовольствием и скривился.
Село Большое Дышло!
Стоит, как шлюха на трассе, зубы сушит и наверняка считает себя загадочной и утонченной, хотя на самом деле выглядит довольно глупо. Подавив раздражение, он радостно улыбнулся старому знакомому.
– Леша, дарагой, савсэм забыл старика, – ехидничал кавказец и погрозил Залевскому толстым пальцем-сарделькой. На сардельке сверкала золотая печатка.
Алексей помнил – носить печатку на указательном пальце его приятель считал особенным шиком. Печатка была довольно вульгарной, в переплетении цепочек, лучей и бриллиантов. Залевский вспомнил, что в лихие девяностые его друг использовал этот аксессуар как кастет. Массивное украшение помогло владельцу проломить не один череп.
– Да разве тебя забудешь, Ашот, – скалился Залевский. – Как сам, как дети?
– Ох, беда с ними, – вздохнул Ашот так, что его объемистый живот поднялся вверх, как волна на картине Айвазовского, а потом опал так, что, казалось, выльется на пол. – Савсэм большие стали, отца не слушают. Дочку замуж буду отдавать, а то от рук отобьется.
– Так отдавай, – согласился Алексей. – Хочешь, я на ней женюсь?
– Ай, Леша, ей не такой муж надо. Ей серьезный надо, чтобы в строгости держал. А ты разве такой? Шпаги, пистолэты, пух-пух! Вон, с красавицей пришел, а сам про женитьбу на другой говоришь. Познакомь с дэвушкой.
Залевский махнул рукой Марине, словно собачонке.
Она на миг поджала губы, но подошла, вежливо улыбаясь.
– Добрый вечер, – сказал кавказец. – Меня зовут Ашот.
Акцент в его голосе практически исчез. Только «е» он выговаривал как «э», но от прежнего, карикатурного выговора не осталось и следа.
Марина улыбнулась еще шире.
– Добрый вечер, – ответила она чарующим, как ей казалось, голосом. – Меня зовут Марина.
– А чем занимается такая красивая девушка? – спросил Ашот и приложился к ее ручке слюнявым ртом.
Залевский скривился, а Марина, с вызовом посмотрев на него, ответила:
– Я – певица.Танцевать с пузатым армянином было не слишком удобно и уж точно не приятно, однако Марина стоически терпела, даже когда толстая рука беззастенчиво мяла ее ягодицы.
Залевский бросил ее на произвол судьбы и удалился куда-то в глубь зала, где слышался хохот и громкие восклицания. Актерская братия напивалась с присущей только ей беспечностью и бесшабашностью. Там явно было веселее, чем в компании Ашота. Зато с Ашотом все здоровались подобострастно, долго кланялись и расшаркивались. Такое поведение звездной тусовки Марину очень заинтересовало…
Официанты, как заведенные, таскали блюда с едой – да все деликатесы, к которым она не знала как подступиться.
Ну что это за еда такая – перепела запеченные?! Там и есть нечего, воробьи и то жирнее, наверное…
Или то не перепела были, а какие-то вальдшнепы?..
Сути это не меняло.
Еще и артишоки какие-то… Как их есть?
Вилкой или какой-нибудь специальной штучкой, вроде той, что была у Джулии Робертс в фильме «Красотка»?!.
Марина сглотнула, а перед ее глазами вдруг пронеслась сосиска – огненная, с пылу с жару, политая кетчупом и майонезом. Она на миг задержала дыхание, опасаясь, что в животе заурчит.
– Почему-то я тебя совсем не помню, – сказал Ашот. – Ты начинающая певица? Или в группе какой поешь?
– Пою я сольно, – быстро ответила она. – И действительно только начинаю. Но это сложно, когда не на кого опереться… Вы меня понимаете?
Она застенчиво улыбнулась и потупила взор, натолкнувшись взглядом на пуговицу его костюма. Пуговица была самой обычной, пластмассовой, с неразличимой в полумраке вязью на ободке.
– Что же Леша тебе не помогает? – усмехнулся Ашот.
Подобные подходы были ему хорошо известны.
Сколько таких девочек шли на все, лишь бы получить вожделенный контракт, деньги и ротацию на телевидении!
Среди артистов, продюсеров и режиссеров Ашот Адамян был хорошо известен своим меценатством. В столице Адамяну принадлежала сеть ночных клубов. Еще раньше, пока президент волевым решением не отправил казино в специально отведенные для того зоны страны, в заведениях Ашота играли в покер, просаживали состояние у колеса рулетки и отдавали последнее у игровых автоматов. Выступить в клубе Ашота не отказывался ни один артист, поскольку платил Адамян щедро, на подарки не скупился, от прессы не прятался и, имея отличные связи, действительно помогал стартовать многим молодым исполнителям. Пару лет назад он вывел на звездную орбиту молоденького подопечного ныне покойного продюсера Люксенштейна, и теперь Дима Белов горланил из всех телевизоров.
– С Лешей трудно говорить о чем-то другом, кроме его собственного творчества, – поморщилась Марина. – Когда в семье мужчина – звезда, женщина, по его мнению, должна оставаться в тени.
– Ну, это верно, – согласился Ашот и еще немного ее потискал. – Место женщины – у семейного очага. Она должна детей рожать, ублажать мужа и готовить еду.
При этих словах Марину замутило.
Детей рожать… Знал бы он…
– Это жена должна так поступать, – резко возразила она. – Мне пока предложения не делали. А уж если мужчина ухаживает за женщиной, то должен ее содержать, помогать и всячески поддерживать, чтобы она не чувствовала себя несчастной. Если, конечно, он настоящий мужчина…
На последних словах она задохнулась и замолчала.
В зал лилась какая-то сентиментальная музыка, отчего на душе становилось совсем паршиво.
Марина задрала голову вверх, чтобы скрыть подступившие слезы…
– А ты несчастна? – спросил Ашот.
В глубине души Ашот Адамян не любил и даже слегка презирал актера Алексея Залевского. Тот и трезвым частенько был невыносим, а пьяным – так и просто отвратительным. Просто удивительно, что женщины его боготворили и готовы были терпеть все выходки, вплоть до избиений и постоянных оскорблений! Адамян и сам не считал женщину высшим существом, но подобное было перебором даже для него. Зачем обижать, если можно откупиться? Женщины алчны, как любые хищники. Брось им кость пожирнее и уходи, она не бросится следом, пока не обгложет все дочиста…