Егор быстро глянул в сценарий:
– Три. А что?
– Да отойти мне надо. Если что, выходи без меня.
Не дожидаясь согласия, Аксинья припустила к краю сцены.
Дима проследил, как она спускалась по неудобной шаткой лестнице, придерживая в руке шлейф.
– Ты тут до упора? – спросил Дима.
Егор мрачно кивнул.
– Тогда я тебя ждать не буду, наверное. Позвонишь, как освободишься? Сгоняем куда-нибудь.
– Куда сгоняем? У тебя же еще в клубе выступление.
– Так не на всю же ночь. Концерт, наверное, в полночь закончится, а я к тому времени уже отстреляюсь.
– Вряд ли, – покачал головой Егор. – Видишь, что тут творится? Если в клубе будет такая же организация, ты раньше утра не вернешься. Так что это я тебя ждать не буду.
– Ну ладно. В Киев завтра, да?
– В шесть вечера самолет. О, опять самолет! – вздохнул Егор. – Я, кажется, знаю в лицо всех стюардесс «Аэрофлота». Они теперь сливаются, представляешь? Поди вспомни, с которой из них ты спал… Она лыбится из своего закутка, а у тебя в голове только одно: было или не было?
Дима рассмеялся, выглянул из-за кулисы на хор и поманил Егора:
– Смотри. Видишь, вон девчонка стоит в первом ряду?
– Где?
– Ну, вон… Первый, второй… Третий слева мужик в этой хохломе, за ним сразу, в толпе… Мент рядом. Вон та, в черной кофте…
– Сам ты хохлома…
– А что, это не хохлома разве? – огорчился Дима.
– Нет. Предвосхищая вопрос – это даже не гжель… Да, вроде вижу. И что?
С такого расстояния девушка в толпе особо не выделялась.
Егор подумал, что как только выйдет на сцену, рассмотрит ее поближе.
Но в целом, насколько можно было судить, ничего такого в ней не было.
– Это моя фанатка, – хвастливо сказал Дима. – Самая настоящая, как у больших. Я ее сразу увидел, она около гостиницы караулила. Из Москвы сюда приехала, прикинь? Да ты ее наверняка видел. Помнишь, она всегда меня во дворе караулила?
Егор пожал плечами:
– И что тут примечательного? Ну, приехала. Ну, караулила. Почему тебя это удивляет?
– Да как ты не понимаешь! Это значит, что я – настоящая звезда! У меня уже есть фан-клуб, правда, еще такой, дохленький, но вот эта – самая настоящая фанатка. Она на все мои концерты таскается. И даже сюда приехала, в другую страну, понимаешь? А этого ни за какие деньги не купишь. Это – настоящее! Понимаешь?
– Пути сумасшедших неисповедимы, – рассеянно ответил Егор и, вытянув шею, уставился на сцену.
Хор оборвал пение и, сопровождаемый аплодисментами, потянулся к кулисам.
– Блин, Ксюхи нету, придется одному…
– Я бегу, бегу, – послышалось рядом, и к Егору выскочила Аксинья, на ходу швырнув сигарету в ведро.
Сигарета не долетела, срикошетила от занавеса и упала на пол.
Дима раздавил ее ногой.
Взяв Аксинью за руку, Егор вывел ее на сцену.
Тетки из хора, тяжело дыша, прошли мимо, направившись к лестнице, где за сценой их уже ждал автобус.
Когда мимо проходила последняя, Дима ухватил ее за рукав:
– Скажите, – застенчиво спросил он и ткнул в ярко-красную вышивку, – это хохлома?
Егор, как это часто бывало, оказался прав.
Выступление в ночном клубе затянулось. И хотя Дима ругался, грозился уехать и больше никогда не приезжать, петь все равно пришлось, хоть и совершенно без настроения.
Потом еще предполагался банкет, но оставаться на него он не захотел по нескольким причинам. Во-первых, он был страшно зол из-за задержки аж на сорок пять минут, а во-вторых, потому что увидел того, а точнее, ту, из-за которой эта задержка произошла…
Маринку Михайлову он даже не сразу узнал.
Она слегка похудела, заметно похорошела, и даже глазищи в пол-лица смотрели теперь по-новому.
Трогательная наивность, на которую когда-то клевали мужики, испарилась. Маринка смотрела жестко, а негромкий голосок сочился ехидцей, как медовые соты в жару.
– А я не знала, что ты тут тоже выступаешь, – снисходительно произнесла она.
Дима фыркнул: ну да, не знала!
Во всех программках и пригласительных его имя было выделено отдельной строкой, в то время как Маринка и прочие малоизвестные артисты именовались просто «и др.»
– Представь, я тоже выступаю, – кивнул он. – А ты какими судьбами? В поддержку тутошнего премьера?
Марина поправила волосы, не нуждавшиеся в этом, делано жеманным жестом. Даже поза ее была… фальшивой, что ли?
Он быстро сообразил, что она пытается его уесть, вот только нечем, оттого и кривляется.
– Ну что ты, – отмахнулась она. – У меня тут давно запланированный сольник. Я сегодня открываю программу.
Дима холодно улыбнулся:
– Вот оно что. Так это ты у меня на разогреве?
Маринка захлопала ресницами и даже рот открыла, чтобы возразить, но Дима не дал ей возможности высказаться, фыркнул и удалился с гордо поднятой головой.
Сольник у нее, скажите, пожалуйста!
Настроение тем не менее было испорчено, оттого и выступал Дима без должного огонька.
И хотя его вызывали «на бис», Дима сразу же уехал, благо предоставленный отелем автомобиль стоял под боком.
От жаркой ярости его просто трясло.
Маринка, которая когда-то трахалась с пузатыми торгашами с рынка в тепленькой постели, пока он сидел на бетонном полу подъезда, не имея возможности попасть в квартиру, теперь открывает его концерт.
В морду бы дать тому, кто это придумал!
Да еще поет целых пять песен! Пять!
И неважно, что материал – фуфло, ее все равно запомнят, а раз запомнят, то и пригласят снова.
Сколько таких вот девочек, с хилым голосишкой на одну октаву, бессмысленным репертуаром и тугой попкой, занимают ведущие места в хит-парадах?!
А все потому, что вовремя дали тому, кому следовало.
Потом девочки, подобно метеорам, проносились по всем экранам с бешеной скоростью, показывая полуголые телеса и что-то мяукая в микрофон, а спустя год или два удачно выходили замуж, скатываясь в забвение. Или же тихо уходили со сцены, когда их спонсоры находили новых звезд, с сиськами и тугими попками, готовых на все ради попадания в телевизор…
Вспомнив, как делал карьеру он сам, Димка заскрежетал зубами от злости. Вспоминать месяцы голода, унижений и сальных прикосновений к себе было отвратительно.
Он не хотел думать о том, что в своем рвении к славе был ничуть не чище Маринки, но все равно думал, и оттого в горле скреблось от обиды.