– Антоша, я, право, не знаю, – наконец сказала она. – Маша уже тут, но… сам понимаешь, ей настроиться надо, премьера…
– Может, я после спектакля лучше зайду?
– Так мы сразу уезжаем. Даже поесть некогда будет… Ладно, пойдем, я спрошу. Только, я умоляю, не расстраивай ее перед выходом. И не скандаль, если она не захочет тебя видеть.
– Погоди, – заволновался Антон. – У меня даже цветов нет… тут можно где-нибудь купить?
– В фойе продают, – ответила Рита. – Пойдем, поможешь мне костюмы донести.
– Это че, правда ее муж? – оторопело спросил охранник.
Рита пропустила Антона вперед и, немного погодя, тихо ответила;
– Да. Бывший.
– Молодец, бабуся, – одобрил охранник, пакостно ухмыльнувшись. – Наверное, огонь-баба!
– А ты думал! – с вызовом сказала Рита и отправилась за Антоном.
Стоя в коридорчике перед гримерной, Антон жутко волновался.
Чахлый букет слегка примороженных хризантем в его руке выглядел не слишком впечатляюще…
Рита вошла в гримерку четверть часа назад. Слова доносились как из-под толстого слоя ваты, но разобрать что-то конкретное было невозможно. Голубева отвечала отрывисто и односложно, а Рита, похоже, ее в чем-то убеждала.
Сжимая в руках цветы, Антон прислушивался и потел от волнения…
Наконец дверь приоткрылась.
Рита высунулась из гримерки, как любопытная крыса, и завертела головой в поисках Антона. Даже ноздри у нее раздувались совершенно по-мышиному, словно она вынюхивала: где он притаился?.. Глаза-бусинки блестели нездоровым огнем любопытства. Антон подумал, что, если беседа с Марией все-таки состоится, Рита наверняка будет подслушивать под дверью.
– Заходи, – буркнула Рита.
Голубева сидела в кресле перед зеркалом и косилась в сторону бывшего мужа.
Антон вошел, робея, держа букет в вытянутой руке:
– Привет, – неловко помявшись, сказал он. – Вот…
Мария улыбнулась неожиданно приветливо и, повернувшись к нему, благосклонно приняла цветы.
– Здравствуй, Антоша, ты тут какими судьбами? Неужели за мной приехал?
Голубева рассмеялась, но глаза подозрительно блеснули.
Рита, стоявшая в дверях, подобралась и многозначительно кашлянула, но Антон воспринял ее намек совершенно не так, как следовало:
– Я случайно… На похороны приехал. У Егора мать убили.
– Боже, какой кошмар, – выдохнула Мария, и озорной огонек надежды в ее глазах погас.
Рита фыркнула и, пробормотав что-то вроде «идиот», выскользнула за дверь, да еще и створкой бахнула в сердцах.
Антон уселся рядом с Марией и уставился куда-то в стену, изучая затейливую трещину. В голове вертелись бесполезные слова, цепляясь друг за друга… Сказать хотелось многое, да только никак не выходило.
– Как живешь-то, Антоша? – участливо спросила Мария. Антон неопределенно пожал плечами. – Не скучаешь?
– Не знаю, Маша, – честно сказал Антон. – Все так запуталось, не знаю, как в себе разобраться: чего хочу, чего не хочу… Одно знаю: плохо мне!
– Без меня? – тихо спросила Мария.
– Без тебя. Одному плохо. Хожу, на луну вою, по чужим углам мыкаюсь. Думаю все: вот дурак, была же чудесная семья, замечательный дом… Чего на сторону потянуло? Все ведь хорошо было…
Слова, вырвавшиеся у Антона, были совершенно неправильными, и, уже произнеся их, он понял: не следовало Маше это говорить, ох не следовало!
Надо было в любви признаваться, прощения просить, а он сдуру вывалил на ее плечи груз своих проблем, в которых она была совершенно не виновата.
Антон опустил голову и, опершись локтями о колени, запустил пальцы в волосы.
– Бедный, – сказала вдруг Мария, и в ее голосе не было ни грамма сочувствия, только колючий холод. – Натворил дел, а даже покаяться не можешь, как следует. А ведь я тебя ждала после всего этого, надеялась – одумаешься, приедешь… ночами не спала, горела, как свечка. А потом я что-то подустала мучиться да страдать. Вот любовь-то и сгорела…
Антон поднял голову и посмотрел в глаза бывшей жены.
Лицо Марии было безмятежным, на губах играла легкая улыбка.
– И знаешь что? – продолжила она. – Мне уже не больно. Пережила, перестрадала. Мне хорошо без тебя, Антоша. Это тебе плохо, а мне хорошо. Я живу полной жизнью, работаю! Публика меня любит, режиссеры тоже, вон какую роль отхватила. Может быть, снова замуж выйду. Жизнь ведь не заканчивается на том, что ты меня бросил ради молоденькой профурсетки. Вон она тебя тоже бросила, ты же не умер?
Антон молчал.
Мария широко улыбнулась и пристроила букет в стоящую на трюмо банку с цветами.
– Ты иди, Антоша, мне переодеваться надо, грим накладывать. На спектакль останешься? Я попрошу тебе контрамарку в ложу выдать.
– Я бы рад, да некогда мне, Маш, – ответил Антон, поднимаясь. – Мы улетаем сегодня, работа ждет… Рад был тебя повидать. Удачи и… все такое. Ну и, как водится – ногу сломать на спектакле!
– Спасибо. И ты будь здоров, – сказала Мария, поднялась и вкусно чмокнула его в щеку.
Антон обнял ее и вышел за дверь.
В коридорчике действительно стояла Рита, страдальчески морщась.
– Болван ты, Антон, – с сожалением сказала она и вошла внутрь, захлопнув за собой дверь.
В гримерке она приложила ухо к двери, дожидаясь, пока не стихнут вдали шаги уходящего Черницына.
– Замуж выйдешь? – подозрительно спросила Алалыкина. – Опять фигню какую-то придумала? Что же вам неймется? Что вы не сойдетесь-то никак?! Сами мечетесь да других терзаете!
– Ну и пусть, – угрюмо сказала Мария. – Явился он, цветы идиотские приволок: думал, что я… что его… назад… Всю душу мне вымотал!
Голубева зарыдала, уронив голову на руки.
Рита подсела к подруге и начала гладить ее по голове:
– Ничего, ничего, все еще образуется…
Голубева затряслась в рыданиях, не поднимая головы.
– Ничего не образуется! – невнятно прокричала она, закрывая лицо ладонями. – Он уже не придет! Он больше никогда не придет!Антон вернулся в квартиру Егора совершенно разбитым.
По дороге он зашел в бар, выпил пару бокалов коньяка. Упавшее в почти пустой желудок спиртное согрело приятным теплом, ударило в голову взрывной волной.
Дверь открыла Алла.
Антон небрежно швырнул ботинки, сбросил куртку и вошел в гостиную. Димка спал на диване, скрючившись и прижав подушку к животу.
– Егор где? – спросил Антон.
– Нет его, – с неожиданной злостью сказала Алла. – Соскочил, как ошпаренный, Инку дернул, и они ушли куда-то.