– Свинка у вас с собой?
– Я так перепугался при виде этой кошмарной штуки, что выронил ее из рук. Она осталась у железистой скважины.
– У железистой скважины? – не понял Виктор.
– Я живу в Пасси рядом с бывшим парком термальных источников. Сейчас там частное владение, но мне любезно дозволили продолжать лечение.
– Ах вот оно что! Это все объясняет. Вы не были ни в Пломбьере, ни в Баньер-де-Люшоне, а сидели в Париже!
– Ну разумеется! Кто вам сказал, что я уехал из города?
– О, это было просто предположение. Так, собственно, чем могу помочь?
– Проводите меня до дома, я покажу вам пряник, и если вы сочтете необходимым, мы предъявим его как улику в суде. Не хотелось бы мне разделить судьбу Тони и Жоашена.
Виктор задумался. Кэндзи придет в ярость, если ему позвонить из квартиры в такой час. Лучше уж потом извиниться за опоздание. Что до Таша… Только бы она не подслушала беседу с Паже!
Но Таша подслушала. Тихонько выскользнула за мужем в прихожую и уловила обрывки разговора. Когда Виктор вернулся в альков, она уже снова лежала на бержерке. Он застегнул пиджак, надел шляпу, взял трость и перчатки и наклонился поцеловать жену.
– Что, какому-то клиенту не терпится раздобыть книжную диковинку, милый?
– Какая проницательность! Так и есть. Я буду к вечеру. Не вздумай рисовать за мольбертом. Скоро придет Эфросинья и накормит тебя своим фирменным рагу.
– Чтобы меня еще больше разнесло вширь? Ну уж нет!
– Подумай о ребенке.
– Ты тоже о нем не забывай. Поменьше слушай сказки своих знакомцев.
– Не понял, это намек на какой-то конкретный эпизод?
– Нет, это скорее мой совет самой себе. Я вспомнила про концерт в Катакомбах. Айрис почему-то думает, что вы с Жозефом были там в тот вечер, хотя на самом деле вы же работали в библиотеке герцога де Фриуля, правда? Впрочем, у нее буйное воображение… Иди, милый, а то твой клиент и графиня де Салиньяк уже истомились.
Виктор озадаченно посмотрел на жену, хотел что-то сказать, но вышел из дома, не проронив ни слова и размышляя, что могло означать загадочное выражение ее лица.
Огюстен Вальми нервничал. Фиакр, на котором он ехал, намертво застрял в потоке других транспортных средств и отказывался двигаться с места.
«Я их потеряю, – сокрушался инспектор, – непременно потеряю, вот же невезение!»
Выскочив на проезжую часть, он бросился бежать, петляя между экипажами, чтобы хотя бы запомнить номер пролетки, на которой укатили Виктор и его гость. Но пролетки нигде не было видно.
Ламбер Паже попросил кучера высадить их на набережной Пасси.
– Сейчас пройдем по проезду Дез-О [361] , поднимемся по лестнице и окажемся как раз на улице Ренуар. Там я и живу, – пояснил он Виктору.
Виктор подивился архитектурной причуде: Эйфелева башня на Левом берегу огромной ажурной буровой вышкой вздымалась над этой дорогой, словно вынырнувшей из прошлого. Здесь пересекались два мира – один ощетинился арматурой, воздел железные балки, норовя проткнуть облака, второй будто сошел с какой-нибудь гравюры Гюстава Доре. Склон был крутой, и Виктор пожалел, что надел жесткие ботинки – ступеньки, в трещинах и выбоинах, могли бы привести в восторг разве что овечью отару. Они резко уходили вверх по откосу от одной стены – низенькой, увитой плющом, до другой – высокой и заросшей мхом. Виктор заметил столб с кронштейном и крестовиной – остатки фонаря с масляными лампами, такого же, как тот, что сломал Жан Вальжан в «Отверженных», убегая от полицейского Жавера у монастыря Пти-Пикпюс.
Дальше Виктор вслед за Ламбером Паже прошел под аркой, оказался на улице Ренуар и словно вернулся в цивилизацию – перед ним снова были многоэтажные дома, павильоны, бутики, экипажи. Между делом Паже, как заправский чичероне, показал ему дом Бенджамина Франклина, где тот проводил первые опыты с громоотводами. Сам Паже жил в доме номер 42, где сдавались меблированные комнаты, по соседству с шансонье Беранже.
Они дошли до номера 27 и свернули в ворота, через которые с любезного дозволения баронессы Бартольди Ламбер Паже беспрепятственно проникал в парк Делессер, куда прочим любителям минеральных вод доступ теперь был заказан [362] . По словам Паже, раньше это местечко привлекало многих адептов целебных вод – в том числе знаменитостей, таких как мадам де Тансен [363] , Жан-Жак Руссо и Бенджамин Франклин.
– Некогда аббат Лерагуа, казначей мадам де Ментенон, купив эти владения, обнаружил, что приобрел вместе с ними истинное сокровище – три источника минеральной воды. И таким образом с тысяча семьсот двадцатого года Пасси прославился, – сообщил Ламбер Паже, слегка задыхаясь на ходу. – В действительности источники в Пасси были открыты еще в середине семнадцатого века. Затем ученые мужи изучили целебные свойства вод и установили, что воды эти «железистые» и «бальзамические». Некоторые утверждали, что они врачуют женское бесплодие и приливы, – добавил он, уводя Виктора все дальше по холмистым лужайкам, заполоненным полчищами маргариток.
Они прошли мимо шале, который был куплен в Швейцарии в 1825 году, привезен сюда по частям и собран на месте; фасад его украшали резной орнамент и витражи. Глядя на розарий, оранжереи, фруктовый сад, виноградники, Виктор с трудом мог поверить, что он все еще в столице, а река, поблескивающая на солнце вдалеке, – Сена.
– Удивлены, да? А представьте себе цветущую сирень и сотни вьющихся над ней бабочек, более занятых насыщением друг другом, нежели утренней росой на листьях… В тысяча восемьсот двенадцатом году месье Делессер обустроил здесь рафинадную фабрику, на которой впервые стали получать сахар из свеклы. А водолечебницу закрыли лет тридцать назад, но владельцы участка еще долго дозволяли больным продолжать процедуры. Сам я тут пользую железосодержащую воду. Другие источники богаты серой и купоросом.
– Надеюсь, вы эту воду не пьете?
– Пью, но в ничтожных дозах. Что делать, если мой желудок нуждается в ржавчине. Приходится пить, хотя на вкус вода отвратительна и воняет чернилами.
– С тем же успехом можно грызть ржавые ключи, – хмыкнул Виктор.
Почва под ногами стала мягкой и влажной. Они спустились по пологой лестнице и оказались на пороге пещеры, откуда вытекал мутный ручей. Нависшие над ним кроны вековых деревьев сгущали тени, и атмосфера в сочетании со стойким запахом серы не располагала к веселью. Внутри у входа в пещеру стояли вдоль стенки старые глиняные кувшины, когда-то служившие для отстоя воды.