— Выходит, я им обязана? — спросила Шандра после недолгого раздумья.
— Само собой. Я полагаю, даже в большей степени, чем ты могла бы вообразить. Ты исключительно упрямый экземпляр! Ты… Только не кусайся, дорогая!
Но она меня все-таки укусила — очевидно, затем, чтобы направить мои мысли в нужную сторону. К Йоко, как вы можете догадаться.
— Я заключил контракт с властями Сан-Бренда-на, обязавшись перевезти на Бруннершабн двадцать тысяч переселенцев, вместе с их роботами, установками для дезактивации и прочим имуществом, сколько его поместилось в трюмах “Цирцеи”. Переселившись в рубку, я освободил для пассажиров все коридоры и каюты; даже в карцере ютились трое, а в гимнастическом зале — целая сотня. Йоко тоже пришлось уплотнить: теперь в каждом рейсе бок о бок с нею жили пять брендианок, а это было не самым приятным соседством. Любая из них весила вдвое больше моей экс-супруги и без труда открутила бы ей голову, случись им встретиться в рукопашной. Кроме того, характер у брендианок был крутоват, и Йоко, изящная, утонченная, в изысканном гриме, их раздражала; они походили на голодных волчиц, посаженных в клетку к сытой домашней болонке. Они бы ее проглотили, если б не страх наказания… Но я предупредил, что выброшу в космос любого, кто прикоснется к ней — неважно, с какими целями, со злым умыслом или наоборот. Впрочем, в сексуальном смысле она не была привлекательной для бренданцев — не более чем стрекоза для шайки навозных жуков.
Во время пятого рейса я принял ее капитуляцию. Странствия среди звезд, комфортные, небезвыгодные и такие романтические, обернулись своей неприятной стороной — или я повернул их в нужную сторону. Так ли, иначе, но мы обсудили условия перемирия, и первым из них являлся пункт о скорой и вечной разлуке. Йоко хотела покинуть корабль как можно быстрее, но выбор был у нее невелик: или Сан-Брендан, не слишком гостеприимный к эмигрантам, или Бруннершабн, где ветры вздымали серую пыль над опаленными равнинами. Из двух зол она выбрала меньшее, а меньшим злом был, конечно, Брендан: все-таки там существовал хоть намек на цивилизацию. Не слишком большой, чтоб обеспечить процветание в сфере модельного бизнеса, но у нее нашлись бы и другие варианты. Скажем, какой-нибудь спейстрейдер, завернувший туда в поисках золота и платины… Уверен, она своего бы не упустила!
— Ты ее ненавидишь? — Шандра прижалась ко мне, заглядывая в лицо.
— Ненавижу? Нет… теперь, пожалуй, нет… Все-таки я победил! Но мне тяжело вспоминать о ней и о своей победе. Не потому, что она меня одурачила или пыталась меня унизить… нет, не потому! Но Йоко лишила меня иллюзий. Расставшись с нею, я узнал кое-что о себе — например, что не являюсь таким уж хорошим человеком, что могу свершить жестокость или насилие, ответить злом на зло… Печальный вывод, милая! Очень печальный! До сих пор на совести моей были только похищение “Цирцеи” и моя дочь, которую я покинул; теперь к ним добавилась Йоко. Неважно, кто был прав, а кто виноват; неважно, чем я откупился, — вся платина со всех миров не стоит слезинки человеческой! И того горя, которое мы, люди, причиняем друг другу…
Я замолчал. Гнетущее чувство терзало меня; я снова видел фигурку Йоко, озаренную пламенем, длинными струями пламени, что били из дюз, раскаляя серый бетон… Я умчался “наверх”, к “Цирцее”, а Йоко осталась “внизу”, в мрачном бренданском космопорте, стиснутом складами и ангарами… Она выглядела такой беспомощной, такой маленькой!.. В тот миг мне чудилось, что я бросаю Пенни — бросаю снова, не в силах защитить ее от себя самой…
— Ты все-таки не смог выбраться из клетки, мой бедный Грэм, — сказала Шандра, и мне оставалось лишь кивнуть. Она была права; мой личный кодекс, все эти правила чести и благородства, законы космоса, традиции Старой Земли — словом, все побрякушки, придуманные мной, были в то же время и цепями. Странно, скажете вы? Странно для человека, который так ценит свободу, что сбежал от всех и всего — от родины, от дочери, от смерти?
Даже от смерти… В том-то все и дело! Долгая жизнь может превратиться в адский груз, если вы откажетесь играть по правилам. Я это понял, и я придумал законы, которые подходят мне; и я буду следовать им, пока очередной прыжок не приведет меня к финалу. Иными словами, в точку дестабилизации… Быть может, там и находится Рай?
История с Йоко имела свои последствия: теперь Шандре хотелось узнать, как я прокладываю курс, какие звездные системы выбираю в своих нескончаемых странствиях, отчего направляюсь в ту сторону, а не в другую. Есть ли какой-то смысл в перемещениях “Цирцеи”? И если да, то что же служит мне путеводным маяком? Интуиция? Подсознательные желания? Трезвый расчет? Прогностика? Передачи и сигналы с обитаемых миров? Быть может, как в случае с Йоко, я выбираю маршрут, который избавит меня от строптивой жены? Или послужит к пользе любимой и верной супруги — такой, как Жанна Дюморье?
Признаюсь вам, эта гипотеза Шандры меня очаровала, и я готов былсогласиться с ней. Ведь сплошь и рядом я вез своих женщин с конкретной целью: то ли в мир, застроенный от горизонта до горизонта родильными домами, то ли в научный рай, где колосятся на факультетских нивах профессорские кафедры, то ли на остров сокровищ, где золотые реки текут в алмазных берегах… Выходит, весь мой маршрут определялся матримониальными соображениями! Логично, весьма логично! Браво, Шандра!
Она позабыла лишь то, что большую часть своей жизни я в супружестве не состоял — и, следовательно, прокладывал курс в гордом одиночестве. Должен отметить, что галактические путешествия, если не касаться желаний дам, нельзя планировать рационально — во всяком случае, у меня это не получалось. Я Направляю свой полет в зависимости от сиюминутных обстоятельств — от груза, принятого “Цирцеей”’ в том или ином порту, от наличия пассажиров и специфических товаров, от сведений, оставленных мне коллегами, или от слухов, которые циркулируют в том районе, где я очутился в данный момент. Так было всегда, и мой визит на Мерфи вовсе не исключение: я полагал, что окажусь в процветающем мире, где можно с выгодой сбыть панд-жебские статуэтки. Если б мне было известно о катастрофе, о диктатуре теократии и прочих мерфийских прелестях, я скорее всего миновал бы этот галактический закоулок и никогда не встретился бы с Шандрой. Ужасающая перспектива! Но случай или рок хранит меня и направляет верными путями. Возможно, Жанна Дюморье была права: я — человек судьбы, хоть не хочу признаться в этом.
Вы спросите: а как же межзвездная связь? Сигналы, передачи, сообщения, что мчатся из мира в мир со скоростью света? Увы, я не могу извлечь из них ничего полезного — как правило, не могу. Во-первых, подобная связь — удовольствие не из дешевых; тут нужны орбитальные радиотелескопы, дорогое оборудование, мощные источники энергии и команда энтузиастов, которая будет заправлять всем этим делом. Нужен, разумеется, богатый меценат или правительственное финансирование — а у меценатов и властей есть на что расходовать деньги, и обычно они не желают выбрасывать их в космическую пустоту. Так что межзвездная связь — явление редкое, можно сказать — уникальное; за двадцать тысяч лет я перехватил сто двенадцать таких посланий, и толку от них не было никакого. В последнем, направленном с Секунды, местный математический гений информировал коллег, что ему удалось доказать Великую Теорему Ферма. Большое достижение, согласен, но бесполезное для меня — как и проповеди, которыми засоряют эфир религиозные фанатики всех направлений и мастей. Вот вам и вторая причина: межзвездные передачи касаются либо математики, либо теологии, но никак не вещей практических и нужных. Кому придет в голову транслировать описание полезного устройства, машинки для синтеза ананасов из опилок или даже новой симфонии? Все это — товар, ценный товар, предназначенный для нас, спейстрейдеров; информация, которую можно обменять на другую информацию или на деньги. Так что бесплатных пирожных не бывает; бесплатно — лишь теоремы и псалмы.