Мы двигались к Солярису, и с каждым днем он рос на наших экранах, минуя стадии последовательных метаморфоз: вначале — яркая искорка на фоне бархатистой тьмы, затем — жемчужно-серая округлая капля, сиявшая опалесцирующим светом, и наконец — крошечный диск, шарик тверди, окутанный теплым покрывалом океанов. Солярис странствовал вокруг светила в одиночестве, не имея естественных спутников вроде земной Луны, и потому силур здесь затянулся; местная жизнь никак не могла выбраться из вод на сушу без помощи приливов. Теперь в том не было нужды: переселенцы потрудились вместо сателлита, и жизнь на их островах и в океане била, что называется, ключом. Правда, от прежней энде-мичной флоры остались только водоросли да лишайник на вулканических архипелагах, а истинно солярисская фауна была представлена креветками да ракушками. Зато теперь тут были земные дельфины и киты, и всевозможные породы рыб, и настоящая почва с травой и деревьями; перепрыгнув разом через несколько геологических эпох, Солярис как бы очутился в современности — в той современности, которая подходит людям.
Разглядывая планету, ближайшую цель наших странствий, Шандра спросила:
— Куда мы опустимся, Грэм? Я вижу десятки архипелагов, больших и малых, и в каждом — столько островов! Они — как изумрудные зерна на палевом шелке… Какой мы выберем? Вот этот?
— Нет. Мы сядем на Фаджейре. — Я показал ей остров вблизи экватора. — Здесь правит фаджер-ский Ареопаг, здесь несколько городов и самая крупная из биостанций. Приятное местечко! Пальмы, песчаные пляжи, дельфины, океан… Тебе понравится. Закончим с делами, поедем на север или на юг. Там и там есть вулканические острова, теплые гейзеры, скалы и водопады — словом, все приманки для туристов.
Вытянув руку, Шандра погладила колечко на моем пальце — словно хотела убедиться, что подарок ее не исчез, не обратился бесплотным фантомом. Голос ее был тих.
— Мы могли бы задержаться здесь подольше, Грэм? На пару лет? Этот мир так прекрасен… И хочется верить, что он будет добр к нам.
— Не обольщайся, девочка! Ты ведь знаешь правила; они едины и на Солярисе, и на Земле, и в любом из обитаемых миров. Спейстрейдер словно фотон — живет, пока движется, пока не потерял свой корабль. Ты ведь не хочешь, чтобы мы лишились “Цирцеи”?
— Нет, — она покачала головой. — “Цирцея” — твоя жизнь, Грэм… я понимаю… я все понимаю… Значит, не год, а месяц? Или два?
— Скорее два. Но ты не грусти, дорогая, — в Галактике столько прекрасных планет! Особенно если глядеть на них с орбиты после плотного завтрака, с чашкой кофе под носом.
— И мы их увидим?
— Непременно. Вот, взгляни! — Я вызвал звездную карту окрестностей Соляриса. — Алоха — одно направление, Пойтекс — другое, Александрия и Фидлерс Грин — третье и четвертое… Солнце цвета серебра или багряное, как кровь, алое светило или с зеленым оттенком… Выбирай! Пара-тройка прыжков, и мы на месте! Она покосилась на голограмму, мерцавшую перед нами в воздухе россыпью ярких цветных огоньков.
— Какой из этих маршрутов ведет к Окраине?
— Все, кроме зеленой звезды Фидлерса. А почему ты спрашиваешь, детка?
— Даже не знаю… Я вдруг подумала об этих любвеобильных матерях… ну, о женщинах, которых ты эвешь неистовыми… Ведь они всегда стремятся на Окраину? А живут на древних планетах, где население стабильно И каждый ребенок мнится чудом… И с этих планет до Окраины так далеко… чем дальше, тем труднее выбраться…
Я объяснил Шандре, что она не права. В Старых Мирах, таких, как Исс, Панджеб или Македония, легче построить корабль для переселенцев и легче набрать команду. Именно там рождаются звездолеты или большая часть из них; и это, как правило, колонистские корабли. Каждый — огромный летающий холодильник без всякого комфорта, десятки тысяч гробов-гибернаторов плюс трюмы, забитые всяким добром; с одной стороны — рубка и каюты экипажа, с другой — реактор, дюзы и двигатель Ремсдена. Такой корабль рассчитан на путешествие в один конец. Добравшись до нужного места, переселенцы съедают его по частям: сперва с орбиты транспортируется полезный груз, затем — все гайки, винтики и болты, все оборудование, что годится в дело, а через сотню-другую лет приходит очередь внешней обшивки. Поэтому ни одна из колонистских лоханок не стала торговым кораблем; они словно кусочки сахара в чашке с горячим чаем — растворяются и оседают вниз, на дно, мириадами крохотных крупинок.
Наши суда — я имею в виду корабли спейстрейдеров — рождаются на свет иначе. Это редкое событие, столь же редкое, как сеанс межзвездной связи, однако чего не бывает в Галактике? Она ведь так велика и так стара, что было бы чудом, если б в ней не случалось вещей редкостных, маловероятных, почти невероятных… Поверьте мне, что это происходит; время, демоны Максвелла и Закон Больших Чисел воистину могут творить чудеса.
Вот, например… Случается, что людей в каком-то мире внезапно охватывает мания — странный недуг социального или религиозного свойства, способный, по мнению захворавших, осчастливить все человечество. И что же дальше? Дальше, само собой, они желают донести благую весть до самых звезд, не считаясь ни с какими затратами. С этой целью строится миссионерский корабль, надежная посудина с командой из жертвенных агнцев; все, как один, — святые мученики, герои и пророки. Они отправляются в путь, но с течением лет их пыл угасает, а потом какой-нибудь мученик и герой берется за бластер, чтобы устроить всем остальным Варфоломеевскую ночь. Если он из предприимчивых парней, то становится спейстрейдером, а если нет, то корабль можно продать на аукционе и жить безбедно хоть до Страшного Суда.
Есть и другие варианты, иные причины, способные подвигнуть нас — я имею в виду людей — к странствиям среди звезд. Главной из них является любопытство. Этот каприз стоит немалых денег, но, как я говорил, чего не бывает в Галактике!
Какой-нибудь невероятный богач, властитель целой планеты, какой-нибудь филантроп, обуреваемый исследовательским зудом, какой-нибудь романтик, получивший нежданное наследство… Такие типы, идеалисты и мечтатели, вполне созрели для космических вояжей, но согласно статистике судьба их незавидна. На каждого романтика во Вселенной найдется сто прагматиков, и рано или поздно все пойдет по накатанной схеме: бунт на борту, резня и насилие, кровь и смерть… А там, глядишь, появился новый спейстрейдер, не обязательно негодяй, прикончивший прежнего владельца, а просто везучий парень. Из тех, что всегда попадают в нужное время в нужное место.
Правда, таким новичкам еще предстоит обучиться искусству коммерции среди звезд, а это, надо сказать, дело тонкое и непростое. Планетарный опыт здесь скорее опасен, чем полезен, ибо внушает ложную уверенность в своих способностях — каковые, весьма вероятно, не годятся для занятий космической торговлей. Почему, спросите вы? Да потому, что любой финансист с Барсума, Логреса или Эдема привык получать десять процентов прибыли на вложенный капитал. Двадцать — это уже причина пить шампанское и бить на радостях фужеры; тридцать — невероятный успех, улыбка Фортуны; ну а пятьдесят — чистая фантастика, дающая повод для подозрений в мошенничестве (по крайней мере, на цивилизованных планетах).