Губы Шандры дрогнули.
— Ты прав, дорогой, Барсум не подойдет. Обидно! Я так хотела бы встретиться с Кассильдой… Но мы выбираем мир не для меня, для нашего мальчика, а Барсум ему не годится. А что ты скажешь про Коринф? Люди там похожи на нас?
— Коринф? — тупо повторил я. — Почему Коринф? Отсюда до него путь неблизкий. Я туда не добирался, но в записях “Цирцеи” есть кое-какая информация… та легенда, которую я рассказал… о белом цветке и женщинах-телепатках…
— Ну, я-то не телепатка, — с важным видом заметила Шандра. — И если ты не скажешь, как выглядит Коринф и люди, живущие в нем, я тебя покусаю. Покусаю! Я встрепенулся. Это был благоприятный признак; впервые за месяц или два она собиралась исполнить свою шутливую угрозу. Что же ее вдохновило? Я не успел додумать эту мысль, как зубки Шандры впились мне в ухо.
— Грэм!
— Сейчас, дорогая! Ну, насколько мне помнится, тяготение там нормальное, а климат — умеренный. Люди похожи на нас, и женщины, и мужчины, но у последних нет дара предвидения, и потому в семейной сфере главенствует слабый пол. Не матриархат, я полагаю, но что-то вроде… Во всех же прочих отношениях Коринф весьма приятное местечко. Развивающийся мир с самими неплохими перспективами… Хочешь, справимся у “Цирцеи”?
Шандра, внезапно развеселившись, уселась мне на грудь и стиснула ребра коленями.
— Значит, слабый пол главенствует в семейной сфере? Не матриархат, но что-то вроде? Это мне нравится! Мир, где женщины сами выбирают мужчин, а те покоряются их выбору! Прекрасно! И очень мудро! Наверняка там не будет ни войн, ни катастроф, ни идиотских экспериментов… Такой мир подходит нашему мальчику!
— А тебе? — промолвил я и тут же разинул рот. Я догадался! Наконец-то я догадался! Мой опыт, мой прагматизм, моя уверенность в том, что приемлемый выход не существует, — или все это, вместе взятое, — будто околдовали меня. Наверное, я слишком стар для неожиданных решений… А может быть, Шандра права — женщины мудрее нас, мужчин. Особенно в тот момент, когда их припирают к стенке.
Шандра смеялась. Золотые волосы падали ей на грудь, змеились по плечам, глаза блестели, и мнилось, будто два искрящихся изумруда сверкают из-под ровных густых бровей.
— Подойдет ли мне Коринф? Ах, дорогой, только Коринф и подойдет! Ведь там женщины-колдуньи выбирают себе мужей, а каждый мужчина знает, что когда-нибудь удостоится выбора и что он будет счастлив… Счастлив, потому что колдуньи не ошибаются! А я — я обычная женщина, не колдунья, не телепатка и не могу ею стать — цветок-то уже исчез! Ну и кому я там нужна? Лишь тебе и нашему сыну! Но рано или поздно кто-нибудь выберет мальчика, и тогда останешься только ты… Только ты, Грэм!
Никто не знает в точности, где находится Окраина, но каждому ведомо, как туда попасть. Разверните корабль кормой к любому из Старых Миров и трогайтесь в путь. Спустя какое-то время вы обнаружите, что расстояния меж обитаемыми системами увеличились, а ваш товарооборот упал. Изысканную одежду еще приобретают и парфюмерию тоже, но ничего такого не продают — потому как продавать нечего; есть рынок сбыта, но отсутствуют достойные предложения. Затем модельный бизнес полностью сходит на нет, но книги, фильмы и записи еще покупают, хотя и не в таких количествах, чтоб это сулило прибыль. Вскоре и с этим делом приходится распрощаться; теперь вы можете торговать животными и семенами либо грузить в свои трюмы киберов, горнопроходческое оборудование, слидеры, аэрокары и трактора. Все! Вы на Окраине! В какой-нибудь Богом забытой дыре, где ходят в штанах из дубленой кожи, где не читают книг, где нет городов, а только сплошные красоты природы.
Но это крайний случай, это фронтир, где колонисты высадились десять, двадцать либо тридцать лет назад. Что касается Коринфа, его история насчитывала пять или шесть веков, и был он расположен не на дальней границе, а в области между Окраиной и теми мирами, где люди давно распрощались с одеждой из шкур и первобытной дикостью. Сушу Коринфа, три основательных материка, полностью заселили во втором столетии, и теперь там, надо думать, имелись сотни городов, мосты, дороги и поля, Промышленные зоны и головидение — словом, цивилизация. Конечно, в подробностях я о ней многого не знал и мог лишь строить гипотезы да прогнозы. Откуда же взяться точным данным? Уж очень был он далек, этот сказочный Коринф…
Но мы не торопились; решение было принято, и время как таковое не изменяло ничего. Дни, месяцы и годы могли нестись стремительно или ползти как черепаха, могли скакать, бежать, лететь или тянуться с неспешной монотонностью, могли застыть совсем или мчаться губительной кометой. Их бег или неторопливая поступь как бы не затрагивали нас; мы жили ожиданием разлуки. Мимо проплывали звезды, светила, хороводы безлюдных планет, обитаемые миры… Кокаин, Карно, Тригисмус, Нил-Карборунд, Конская Грива, Радев-ски… Причудливые названия, странные имена… Кто-то связывал с ними надежду, кто-то дал волю фантазии, кто-то лелеял горделивые мечты, а для кого-то они были памятью — о близком человеке, о друге или возлюбленной. Я знал, что отныне они станут Памятью и для меня. Вечной памятью! Назовите мне любой из миров, мимо которых я пролетал — в любое время суток, днем или ночью, — и я скажу вам, была ли тогда со мною Шандра. Конечно, не так уж много времени прошло с тех пор, как мы расстались… Но даже через десять тысяч лет все эти звезды и миры не потеряют свой неповторимый блеск, свое очарование; память о них подобна нитям, связавшим меня и Шандру.
Мы приземлились только в одной из этих звездных гаваней, в Кадате, где много-много лет назад я распрощался с Дафни. Так пожелала Шандра; не знаю уж отчего, но к Дафни она прониклась особой симпатией. Не потому ли, что Дафни была так беззащитна и доверчива? А сильным натурам, как я замечал не раз, свойственна тяга к покровительству.
Кадат… Самый мрачный из эпизодов нашего последнего путешествия… Мир, испытавший весь ужас катастрофической войны…
Все началось довольно невинно — с биокибернетических экспериментов и опытов по клонированию, причем клонированные существа, с обычной человеческой физиологией, снабжались “контуром послушания” — неким электронным блоком, гарантировавшим их верность и лояльность. Кому, вы спросите? Разумеется, хозяевам, тем, кому надоели роботы и кто желал обзавестись иными слугами — такими, что были б подобны людям, могли испытывать боль и страх, чувство привязанности и благодарность. Власть над этими созданиями, возможность покарать их за мнимые провинности или осчастливить словно возвысила людей; они ощутили себя породой богоравных, если не самими богами. Власть сладка… А власть, подкрепленная знанием и финансами, всемогуща. И генетические лаборатории приступили к делу, плодя рабов — созданий, слишком похожих на человека, чтобы можно было счесть их андроидами.
Затем “контур послушания” отказал — с подозрительной и пугающей одновременностью — и на планете разразилась война. Будь у нее иной конец, нам, людям, пришлось бы столкнуться с нелегкой этической проблемой: как относиться к расе разумных существ, которых мы сами же сотворили, наделив всеми человеческими достоинствами и пороками. При том, что наше творение не имеет ни поводов, ни причин возлюбить нас или испытывать признательность! Это был бы тот еще казус… Но, так или иначе, война его перечеркнула; сражения шли с невероятной жестокостью, пленных не брали, бомб не жалели, и в результате победа досталась кадатцам. Правда, три четверти их населения погибло или пропало без вести, а выжившие находились в шоке — и будут пребывать в нем, по самому благоприятному прогнозу, еще лет пятьдесят.