– Что? Да, перформанса, я всегда путаю эти термины. Так вот, мимо этого перформанса этим вечером прошла куча народа, все из цивилизованных стран, все культурные и образованные. И что?
– О! – прозвучало громко за спиной Лукаша, потом последовало многоголосое обсуждение на японском языке.
Японская делегация из Комиссии по расследованию военных преступлений и геноцида японского народа в полном составе двинулась к рабам и надсмотрщику, расчехляя на ходу фотоаппараты.
Негр, заметив зрителей, осклабился в улыбке и взмахнул плеткой.
Засверкали вспышки, японцы радостно перекрикивались, выбирая наиболее выгодные ракурсы. Потом один из них отошел на дорогу, а остальные разместились вокруг надсмотрщика и рабов.
Улыбка! Фото на память.
Японец с фотоаппаратом оглянулся, заметил Лукаша и бросился к нему.
– Сфотографируйте нас, пожаруйста! – попросил японец по-русски и протянул Лукашу аппарат. – Пожаруйста!
Не дожидаясь ответа, японец бросился к своим коллегам и замер с краю группы.
– Твою мать, – сказал Лукаш.
– Можете разбить фотоаппарат о стену, – тихо посоветовал Смит. – Или о голову кого-нибудь из них. Проявите принципиальность. Вам же не нравится происходящее.
– Смит, напомните мне, как по-английски будет – пошел ты в жопу, – Лукаш нажал на кнопку фотоаппарата. Потом еще раз и бросил камеру владельцу. Тот подхватил ее и поклонился.
Один из рабов что-то сказал, негр ударил его ногой по ребрам. Не очень сильно и так, чтобы зрители не заметили. Белый зашипел от боли, дернулся, пытаясь встать, но двое других повисли на его цепи, удержали на тротуаре.
– Сколько им платят, интересно? – сам у себя спросил Джон Смит.
– А вы бы за какую сумму согласились?
– Сейчас – только за очень большую, – серьезно ответил британец. – За очень-очень большую. Но нельзя быть уверенным в собственном будущем настолько, чтобы говорить о своей неподкупности и несгибаемости. И цены, в таком случае, лучше знать наперед…
«Честный такой старик, – с уважением подумал Лукаш. – Или прикидывается. Хотя… Он прав, наверное. На сто пятьдесят процентов – прав. Прижмет – согласишься не только в идиотском перформансе участвовать, а и в чем похуже…» Лукаш и сам зарабатывает на жизнь не искусством оригами и даже не проституцией. Какие уж тут брезгливость и чистоплюйство? Борьба за существование в натуральную величину.
Японцы вошли в клуб, Лукаш двинулся следом, но Смит тронул его за локоть:
– Это не вас там зовут?
Лукаш оглянулся.
Черный зловещего вида «Форд» стоял у противоположного тротуара. Водитель призывно махал рукой.
– Меня. Даже в такой тяжелый момент Федеральное бюро расследований продолжает нести нелегкую службу.
А фамилию фэбээровца Лукаш не запомнил. Тоже мне, профессионал! Подумал тогда, что имя наверняка фальшивое, помянул бессмертного Фокса Малдера и решил, что судьба их больше не сведет.
Оказывается, свела.
Кстати, а ведь в черненьком «Форде» мог сидеть не утренний специальный агент ФБР, а какой-нибудь киллер. А Лукаш настолько расслабился, что даже не обратил внимания на машину. Полбутылки водки, расстройство чувств и длительное нервное напряжение. Либо Лукаш возьмет себя в руки, либо в руки его получат патологоанатомы. В лучшем случае. Руки, они ведь разные бывают…
– Следите за мной? – спросил Лукаш, подойдя к машине, за рулем которой сидел спецагент Кто-то-Там. – Нарушаете Соглашение о статусе…
– Очень нужно!.. – пренебрежительно протянул агент. – Вы же сами изволили меня пригласить на вечеринку именно сюда.
– И точно! Вы еще отказались, донельзя меня огорчив. А теперь что – передумали?
Агент улыбку на лице удержал уверенно и четко.
– Не сядете ко мне в машину? – предложил фэбээровец.
– Арест? Только в присутствии российского консула. Похищение – только с применением оружия. И я буду кричать, предупреждаю.
– Просто поговорить пять минут. Водку без вас всю не выпьют, не беспокойтесь.
Лукаш оглянулся на «Мазафаку». На фоне рабов сейчас фотографировалась группа журналистов: арабы, Южная Америка, Европа. И никаких возмущенных лиц, только протяжное «чи-и-и-з!». И вспышки фотоаппаратов.
– Ладно, – сказал Лукаш, отчего это российскому журналисту и не поболтать с представителем федерального агентства у того в машине. Может, чего интересного узнает…
– А не боитесь, что вас заподозрят в сотрудничестве со мной? – осведомился Лукаш, плюхнувшись на переднее сиденье. – Типа, я шпион, вас завербовал…
– Не боюсь, – усмехнулся агент. – Я здесь по приказу начальства, так что…
– К тому же и разговор пишется, – подхватил Лукаш. – Але! Але-але-але! Приветствую своих неизвестных слушателей. В эфире – Михаил Лукаш, Российская Федерация, желтая майка лидера, одна лошадиная сила! А камера у вас где? Куда улыбаться?
– Можете улыбаться мне, – разрешил американец. – Прямо в лицо, не стесняйтесь. Меня не стошнит.
– И пожалуйста, – кивнул Лукаш. – Не очень и хотелось.
Они помолчали с минуту. Агент дал Лукашу возможность настроиться на серьезный разговор. Мимо машины по противоположной стороне прошел Ковач. Этот у рабов фотографироваться не стал.
– Я заметил, вы не в восторге от инсталляции? – фэбээровец невесело усмехнулся.
– Перформанса, – сказал Лукаш. – Джон Смит утверждал, что это – перформанс.
– Но вы все равно не в восторге от зрелища?
– А почему я должен им восторгаться? Чтобы насладиться унижением Пиндостана в целом и каждого пиндоса в частности, достаточно пройтись по улицам или даже просто включить телевизор. Или выйти в Сеть. Не находите?
– Или посмотреть в зеркало, – добавил фэбээровец. – Но ко всему привыкаешь. А вы все наслаждаетесь и наслаждаетесь?
– Дурак, что ли? – искренне обиделся Лукаш, спохватился и выдавил на лицо улыбку.
Расслабился ты, Михаил, расслабился. Мужичок тебя одной фразой зацепил и чуть не раскачал. Это на тебя так перформанс подействовал, не иначе.
– Я – не дурак, – спокойно сказал агент. – И вы – тоже не дурак. Тогда почему бы нам не поговорить, как умному человеку с умным человеком?
– Я не против, – Лукаш еле удержался, чтобы не скрестить руки на груди.
Не нужно было ему пить в номере. Полбутылки без закуски да на голодный желудок. Хорошо бы он смотрелся в закрытой позе. Как в учебнике по прикладной психологии – человек не хочет искренности и готовится к конфликту. А Миша Лукаш не таков. Он милый… глуповатый, но симпатичный. Хотят с ним поговорить, как с умным человеком – пусть говорят. Каждый имеет право на заблуждение.