– А ты правда можешь Сергею Васильевичу сделать приглашение на Олимпиаду?
– Это называется аккредитация. Могу, конечно. В награду за боевые заслуги.
– Откуда ты знаешь про боевые заслуги?
– Я же не дурачок вроде вашего Пети, – сказал он обиженно. – Ты думаешь, я спецназовские наколки от уголовных не отличу?.. Петя там чего-то нес про зону! А наколки у дядьки вовсе не с зоны, а из армии.
– Ты наблюдательный, – отметила Алла с удовольствием.
Новая, возродившаяся Алла немного потеснила старую, уцелевшую. Она подвигалась, пристраиваясь, и легла головой Павлу на плечо. Вот так очень удобно и правильно!..
– Хорошо, – сказала она, – а всё остальное? Кто сжег Петькины бумаги? Кто подмешал вам снотворное? Кто кинул ампулу в снег? Кто сунул фотоаппарат в дрова и чей это аппарат? Кто вывинтил шурупы из стеллажа? Зачем их вывинтили?
Он кивал на каждый её вопрос.
– И кто, в конце концов, убил Виноградова?..
– Вот именно. Кто его убил?
Алла быстро села и откинула с лица волосы. Павел смотрел на неё.
– Давай считать. – Она раскрыла ладонь и стала загибать пальцы. – Не я и не ты. Не Марк и не Женька. Не Сергей Васильевич. Не Марина. Не Зоя Петровна. Зачем ей его убивать?
– Ей незачем. И она из винтовки бы убила, – ответил он.
– Кто у нас остается? Летчик-вертолетчик, да? И наши. Володя, Степан, Петечка и Диман. Но ни один из наших Виноградова никогда не видел. А у Антона вполне могли быть мотивы. Мы просто о них ничего не знаем.
– И у ваших вполне могли быть мотивы, о которых мы ничего не знаем. И почему ты исключила Марину и Сергея Васильевича?
– Как почему, Павлуш! Я Сергея знаю много лет, он порядочный человек! И нас троих наняли, понимаешь? Наняли сопровождать Володю! Мы понятия не имели, что попадём к вам сюда и что здесь будет Виноградов!.. У нас была задача – сводить на прогулку Володю. И всё!..
Она соскочила с кровати, побежала на кухню и налила в кружки из-под кофе остатки глинтвейна.
– Ты очень красивая, – заметил Павел, когда она вернулась. Стал на колени и крепко взял её за талию горячими ладонями. – Вот здесь так широко, потом узко, а потом – раз, и опять широко.
И поцеловал – там, где широко, потом там, где узко, и напоследок, где опять широко.
Она держала в руках кружки, едва дышала и соображала с трудом.
– Давай лучше подумаем, – попросила она жалобно. – Давай, а?
– Мы думаем.
– Вот и получается, что мотивы могут быть только у Антона. – Мысли крутились, как огненное красное вино в медной кастрюле, ни остановить, ни собрать. Думать внутри воронки было нелегко. – Ты не можешь узнать, какие?.. Может, он деньги воровал? Или еще что-нибудь похуже?
– Наверное, могу.
– И ампулу он мог выбросить в снег! По дороге! Он же у тебя в доме ночевал!
Тут она вдруг пришла в ужас:
– Павел, он же у тебя ночует! Господи! Он сейчас явится, а тут мы!
– Не явится.
– Почему?!
– Марк его не пустит. Не беспокойся. – Он почесал бровь. – Ампулу действительно выбросили с дорожки. С крыльца она не долетит туда, я пробовал.
– Ну вот. И он знал, где лежит снотворное!
– Кто угодно мог зайти в медицинскую комнату и взять ампулу.
– Но кто угодно не знает, снотворное это или нет!..
– Любой охотник знает.
– Тьфу ты, – в сердцах сказала Алла. – Тогда получается, что убил или ты, или Марк Ледогоров. Кто еще у нас охотник? Петечка? Диман? Или, может, Марина?..
– Откуда у него карта, на которой есть наш кордон, вот это я хотел бы знать.
– У кого? – не поняла Алла.
– У этого вашего Димана, у кого!.. Я же при тебе карту нашел и смотрел.
– Я не заметила, что ты там смотрел! Ты рылся в чужих вещах, а я стояла на стрёме! Чтоб тебя не застукали!
Он засмеялся и обнял её.
– Как ты мне подходишь, Алчёнка, – выговорил он с неожиданной нежностью. – Как подходишь. Точно, нужно папаше этому благодарность настрочить.
– Подожди, не мешай мне. – Алла оттолкнула его, потому что он полез целоваться. – Хорошо, карта, ну и что?.. А с чего ты взял, что у него там карта? Почему ты вообще стал рыться в его рюкзаке?
– Я искал не карту, я искал что-нибудь подозрительное или странное. И нашел карту.
– И откуда у него она?
– Я не знаю, – ответил Павел и всё же притянул её к себе. – Я догадываюсь, конечно, но пока точно не знаю.
– Павел, скажи мне сейчас же!
– Все дело в креплениях.
– В каких креплениях?!
– В самых обыкновенных, лыжных.
Алла подумала немного.
– А… что с креплениями?
– Да в том-то и дело, что ничего!.. Ни у кого из вашей группы на лыжне не ломались крепления.
Она беспомощно посмотрела на него.
Алле снилось, что пришла пурга и они с Павлом почему-то живут в берлоге. Медведь куда-то ушел, а им оставил берлогу. Они живут в ней посреди леса, и больше никого нет, совсем никого, и медведь еще не скоро придёт, до весны можно не спешить. Ничего не нужно – возвращаться в Москву, заниматься опостылевшими делами, закрывать счета, выслушивать сочувственные или злорадные замечания. Нет никакой Москвы, и нету никаких дел!.. Можно спать в берлоге сколько угодно, и это так хорошо, так правильно. Сколько лет она мучается бессонницей? Лет десять, с тех пор, как ушел муж? А с мужем как было? Впрочем, какая разница!.. Здесь, в берлоге, это всё неважно. Здесь тепло, уютно и надёжно, и медведь еще не скоро придёт. Весной они выберутся на воздух, холодный, острый, пахнущий талой водой и оживающим лесом. Под горкой будет тихонько и удивленно журчать ручей – как, уже весна?! – а в чаще кричать ошалевшая от солнца птица. Алла поднимет лицо и раскрытые ладошки к солнцу, и оно станет осторожно трогать ее холодную кожу, согревая. И мир вокруг будет ярким и настоящим, без серой пыли, за которой невозможно разглядеть никакие краски!..
Рядом что-то завозилось, затряслось и засопело – должно быть, медведь всё же вернулся раньше срока.
– Уходи, – пробормотала Алла и оттолкнула медвежью морду. – До весны далеко. Потом придёшь.
Медведь захрюкал, но не ушел, а поцеловал Аллу в губы. Очень приятно было целоваться с медведем! Неожиданность какая. Медведь, а так прекрасно целуется.
– Ты полежи еще, не вставай. Рано.
Алла открыла глаза.
Павел полулежал рядом с ней, совершенно одетый, обнимал ее под одеялом и прижимал к себе.
– А где медведь? – спросила она.