– Нет, – выдохнула Наташа.
– Я прожила с твоим отцом сорок лет. У меня четыре дочери, одна внучка и бестолковая Полина, но, знаешь, сейчас у меня такое чувство, что моя жизнь с Коротичем длилась ровно месяц. Тот месяц, который я провела около его кровати. А ведь это не так!
– Не так, – эхом повторила Наталья Михайловна.
– Вот я и хочу все вспомнить. Все – от начала до конца. И не надо бояться, что я в уме повредилась. Год я еще здесь проживу. Полина говорит: годины справьте, а дальше – как хотите. Ты только подумай! Мне моя домработница указывает, что делать, а что не делать. Но я спорить не буду: надо, значит, надо. И не надейся, что я передумаю.
– А Полина? – резонно поинтересовалась Наташа.
– А Полину, можно подумать, кто-то спрашивает! – раздалось из-за двери, и мать с дочерью переглянулись.
– И спрашивать никто не будет, – словно в никуда проронила Аурика Георгиевна, и за дверью раздалось недовольное покашливание:
– Можно войти-то?
Наталья Михайловна тактично промолчала, понимая, что в этом доме – одна хозяйка.
– Входи, – немного помолчав, разрешила Аурика и приосанилась, положив ногу на ногу.
– Наталья Михайловна, – бросилась домработница к Наташе, назначив ее в этом тандеме главной взамен покойного Михал Кондратыча. – Уж вы скажите Аурике Георгиевне, что она там, на своей даче, без меня пропадет. Она ж ни сварить, ни испечь, ни разжечь, ни дрова наколоть – ничего ж не умеет. А я все-тки присмотрю за ней…
– Это еще неизвестно, кто за кем присматривать должен! – возмутилась Аурика и пожаловалась дочери: – Вот, посмотри: у нее от старости уже руки трясутся. Того и гляди – кипятком обварится.
– Уж не бойтесь, Аурика Георгиевна, не старее вас.
– Прекратите, – прикрикнула на женщин Наташа. – Вы как маленькие, ей-богу!
– Вот и я о том же, – обрадовалась Наташиному замечанию Полина и посмотрела на свою бывшую воспитанницу с благодарностью. – А только, как хотите, а в деревню я не поеду.
– В какую деревню? – изумилась Наталья Михайловна.
– В свою деревню. Не желает меня Аурика Георгиевна с собой брать, тогда вы возьмите.
– И возьму, – Наташа сделала правильную ставку, потому что, как только она продемонстрировала свою готовность принять Полину к себе, Аурика сверкнула глазами и надменно произнесла:
– А что, у нас кое-кто уже расчет получил?
– Так дайте! – задорно предложила домработница, чувствуя себя под Наташиной защитой.
– И не подумаю, – заявила Аурика, а потом смягчилась и пообещала: – Вот год проживем, а дальше – посмотрим…
«Посмотрим, – подумала про себя Наталья Михайловна Коротич и мысленно улыбнулась. – Сколько за это время воды утечет!»
И правда, целое житейское море вытекло.
Наконец-то развелась со своим Белоусовым Ирина, так и не сумевшая родить мужу наследника, чего нельзя было сказать о телефонистке Хусяиновой, восседавшей при штабном коммутаторе и тщательно наставляемой мамой из Казани: «Ребенка сделал, пускай женицца. А не женицца – к генералу иди. Генерал поможет». Телефонистка Хусяинова с генералом решила подождать, оставив его напоследок, и отправилась к супруге майора Белоусова, о которой в части ходили сплетни, что она жирная и злая, а Белоусов до женщин падкий, потому что своя баба не греет. На деле Ирина показалась телефонистке Хусяиновой совсем другой: очень красивой и очень несчастной. «Уйду», – сначала подумала телефонистка Хусяинова, но потом, подбадриваемая Ириной, честно рассказала о своем позоре и даже всплакнула.
– И что, Неля, – грустно спросила соперницу законная жена майора Белоусова, – ласков он с тобой?
Телефонистка Хусяинова смутилась, но тем не менее пару раз кивнула.
– И не ревнует?
– Ревнует, – призналась Неля и зажмурилась от счастья.
– А по-русски ты почему с таким акцентом говоришь?
– Татарка, – телефонистка Хусяинова была явно немногословна.
– А ты сама? Любишь моего Белоусова?
– Люблю, – заплакала юная Неля, и Ирина благородно капитулировала.
– Не было ничего! – затопал сапогами вернувшийся с дежурства по штабу майор Белоусов, но услышав из уст жены историю про генерала, обложил любовницу трехэтажным матом и с его же помощью поинтересовался: – Ну, и хули мне теперь? Вешаться, что ли?
– Белоусов, – обратилась к нему жена. – А ты знаешь, что я тоже могу пойти к генералу? И тебе устроят офицерский суд чести, а может, даже кто-нибудь из нормальных мужиков возьмет и набьет тебе морду! Но я не буду этого делать, если ты мне ответишь на один-единственный вопрос: почему ты, ублюдок, путаясь со штабистками направо и налево, изводил меня подозрениями, заставлял трусы показывать, молодых лейтенантов подсылал? Ты же сам! Сам гулял, даже вот ребенка сделал! Зачем?
– А это чтобы тебе жизнь маслом не казалась, – Белоусов втянул сквозь дырку в зубах воздух, а потом насухо вытер и так сухие губы. – Замуж вышла, рожай. А не рожаешь – проститутка, значит.
– Так ты же прекрасно знаешь, что я не могу родить. Я три раза пробовала. На третий – чуть не умерла. Тебе, что же – вообще меня не жалко? Ты ж вроде любил?
– Любил – разлюбил, – цинично хихикнул Белоусов, но потом тут же стал серьезным и с ненавистью произнес: – Я после того, как там (он показал глазами на Иринин живот) у тебя все вырезали, видеть тебя не могу. Не встает, понимаешь. Живу и мучаюсь: сначала жалко было, а потом – все, не могу. Все равно, что с куклой надувной: ни тепла, ни…
У Ирины от обиды на мужа затряслись губы, но она сдержалась и прямо глядя тому в оловянные глаза произнесла:
– Ну, спасибо тебе, Белоусов, за честность. Жалко, конечно, что так поздно. Но все равно – спасибо. Извини, что не оправдала надежд, майор. Женись на этой девочке, Белоусов. Совет да любовь, – выдавила Ирина и разрыдалась.
– Ну и сука ты, Ирка, – процедил сквозь зубы майор. – Тебе в лицо плюют, а ты – спасибо! Ненавижу тебя за это!
Аурика Георгиевна, до которой история с Белоусовым докатилась, как «эхо прошедшей войны», от комментариев воздержалась, а потом призвала к себе Наталью Михайловну и тихим голосом предложила:
– Давай наймем киллера?
– Кого? – Наташа от неожиданности чуть не свалилась со стула.
– У меня что, проблемы с дикцией? – так же тихо поинтересовалась Аурика.
– Нет.
– Тогда повторяю: давай наймем киллера. Я знаю, некоторые люди так делают, когда не могут добиться справедливости законным путем.
– Мама, о какой справедливости ты говоришь?
– О высшей, – высокопарно заявила Аурика Георгиевна, чем сразу же напомнила Наташе Георгия Константиновича. – Этот подонок оскорбил мою дочь.