– Мне? Нет.
– Я тоже говорю: зачем тебе дача?! У тебя есть все: «болтун» Спицын и Лерка. Должна же я как-то компенсировать личные неудачи твоих сестер? Да и потом: меня не будет…
– Мам, – улыбнулась Аля. – Живи долго. Если я захочу отдохнуть, то поживу у кого-нибудь из вас. Ты же знаешь: ни я, ни мой Спицын никакой особой тяги к земле не испытываем. Да и некогда мне. Лерка в этом году школу заканчивает. Валька на повышение пошел. Когда-а-а? Меня тоже, кстати, в частную клинику зовут. Вот, думаю…
– Не верю я в ваши частные клиники. Зарежут человека – и концов никаких. По телевизору показывали, как одному бандиту в частной клинике внешность меняли. Хотел быть похожим на Де Ниро.
– На кого?
– На Де Ниро. Актер такой. Ты что? «Однажды в Америке» не смотрела?
– Нет, – пожала плечами Алечка, плохо понимая, о чем идет речь. – А ты где смотрела? По телевизору?
– Алька, по телевизору, кроме этого вашего «По прозвищу Зверь», ничего не показывают. Все нормальные люди смотрят нормальные фильмы по видику.
Алечка сразу поняла, что ее саму к «нормальным» людям не причисляют, и задала еще один глупый вопрос:
– А видик-то у тебя откуда?
– По случаю, – таинственно произнесла Аурика Георгиевна, хотя могла бы просто признаться, что Наталья Михайловна купила его для матери в магазине бытовой техники, присовокупив к нему целую коробку видеокассет.
– Понятно. И что бандит?
– Какой бандит? – Аурика уже забыла, с чего начала.
– Ну, этот бандит, на актера похожий, которому внешность меняли.
– А-а-а-а, этот? Да ничего, умер в вашей частной клинике. Началось заражение, ну а дальше… В общем, знаешь, Алька, если тебе уж так нужна эта дача, я тебе дам деньги. Купи.
– Если тебе некуда девать деньги, – в очередной раз отказалась Альбина, – отдай их в детский дом. Или на восстановление храма Христа Спасителя.
– Нет, – тут же отказалась Аурика. – Я своих детей в детдом не сдавала и храм не разрушала. Не дам.
– Твое дело, – не стала спорить Алечка. – Как ты себя, кстати, чувствуешь?
– Я? Нормально.
– А Полина?
– И Полина нормально. А почему ты спрашиваешь? Я что, плохо выгляжу? – напугалась Аурика Георгиевна.
– Ты хорошо выглядишь, – успокоила мать Альбина. – Жизнь в загородном доме явно идет тебе на пользу.
– Я за собой слежу, – гордо изрекла Аурика и взбила прическу.
Алечке даже на какой-то миг показалось, что сама она выглядит в сто крат хуже, чем ее шестидесятичетырехлетняя мать. Волосы Аурики Георгиевны были тщательно прокрашены, брови там, где надо, выщипаны, кожа – словно изнутри светилась, ни одного пигментного пятнышка. Аурика, приметив пристрастный взгляд дочери, тут же встрепенулась:
– Шея, конечно, выдает. И руки, но я стараюсь.
– Еще бы не «стараюсь», – бесцеремонно вмешалась в разговор подошедшая Полина. – Нормальные люди сметану едят, а Аурика Георгиевна ее на лицо мажет. А сметана-то деревенская, чисто масло. Это с ума сойти!
– Может быть, тебе крем привезти? – предложила Алечка, погрустневшая при мысли о том, что она сама, в отличие от собственной матери, абсолютно своей внешностью не занимается.
– Не верю я в ваши крэмы, – тут же отказалась Аурика. – Очень много подделок, по телевизору рассказывали.
Алечка еле заметно улыбнулась и уже серьезно произнесла:
– По-моему, ты слишком много смотришь телевизор, мама.
– Это не я, – тут же отказалась Аурика. – Это Поля. Она все время смотрит.
– Ниче я не смотрю! – возмутилась наконец-то официально признанная членом семьи женщина. – Это Аурика Георгиевна все. Теперь еще этот компутер Наташенька привезет – и совсем человек умом тронется.
– Компьютер, – улыбнулась Алечка. – Мама, зачем тебе компьютер?
– Очень удобная вещь, – пояснила свое желание Аурика, на глазах превращающаяся в хрестоматийную жертву рекламы. – Особенно с процессором «Пентиум».
Альбина Михайловна вытаращила глаза на Аурику, но говорить ничего не стала, уехала расстроенной. Ей даже показалось, что сама она переместилась в лагерь отстающих в развитии, этакий класс коррекции, и даже на секунду пожалела, что не пошла в науку, увлекшись практической хирургией.
– Да ладно тебе, Алька, – успокоила ее Наташа, внимательно выслушав жалобу сестры, – видик, компьютер, «Пентиум»… Знаешь, сколько этих «Пентиумов» еще будет?! Глазом не успеешь моргнуть, как очередной «Пентиум» появится. Это я тебе как математик говорю. Но это такая все ерунда, по большому счету! Компьютеры-то мы себе купим, видики – тоже, а вот счастье – нет. А ты у нас, Алька, самая счастливая. У тебя, вон, Лерка есть. Муж законный. А у нас что?!
Насчет мужа Альбина Михайловна не возражала, а вот с дочерью было все как-то непросто. Непонятно как-то было. Оно, с одной стороны, вроде бы счастье, а с другой – черт-те что.
* * *
К своим семнадцати годам Лера являла собой тип дебелой красавицы, внешне похожей на женщин из рода Одобеску: тот же бочкообразный живот, те же худые мускулистые ноги, те же черные вьющиеся волосы, огромная грудь. Но, в отличие от матери, бабки и теток, у Леры были другие глаза. Светлые, почти белые, как непромытое бутылочное стекло. Точно такие, как у ее молчаливого отца – Валентина Евгеньевича Спицына.
Сочетание это вполне могло бы показаться красивым, если бы не странное выражение Лериных глаз. В них не было интереса. Они были пусты и даже мутноваты. Так выглядят глаза разбуженного человека, когда весь его вид говорит только об одном: «Оставьте меня».
Первым на это обратил внимание еще Георгий Константинович Одобеску, но, как это было ему свойственно, тут же эстетизировал отмеченный дефект внешности:
– Не глаза, а дымчатый кварц, – любовался он внучкой, но дальше этого любования дело не шло. Лера оставалась к прадеду почти равнодушной – всегда предпочитала ему деда Мишу, который не замечал в своей внучке ничего особенного. Профессора ее внешность не интересовала, он мог часами разговаривать с маленькой Лерой, получая в ответ односложные «да» или «нет». Аурика Георгиевна в оценках была более решительна и очень быстро обратила внимание своей дочери Али на некоторое, как она выразилась, «недоразвитие» ребенка.
– Что ты имеешь в виду? – вспыхнула Алечка.
– У нее совершенно не развита речь. Не сформирован интерес к играм. Она не взаимодействует со взрослыми, только смотрит или слушает, без обратной связи. Я предложила ей сложить пирамидку – ее не слушаются собственные пальцы. Ты не думала, что она, – Аурика Георгиевна кивнула головой в сторону неподвижно сидящей на диване Леры, – несколько аутична? Может быть, ее стоит показать психологам? (Она хотела сказать «психиатрам», но неожиданно смилостивилась.)