Черный кот в мешке, или Откройте принцу дверь! | Страница: 56

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

— Пойдешь со мной!

— Зачем это? — опасливо осведомился Гера и бросил в мою сторону затравленный взгляд.

Мне ничего не оставалось, как скромно потупиться: я действительно втравила мужика в неприятности.

— Что за вопросы? — окрысилась Инга. — Ты шофер, значит, должен идти со мной оформлять бумаги! А ты тут приглядывай! — бросила она Сивому и зашагала к зданию аэропорта.

Едва Инга и Гера скрылись за дверью, я пригнулась и прошептала Ивану:

— Ну что — ты сможешь самостоятельно идти?

— Наверное, смогу! — отозвался он неуверенно.

— А бежать?

— Боюсь, что нет…

— Чего это ты там шепчешь? — окликнул меня Сивый.

Он выбрался из кабины и, обойдя микроавтобус сзади, потянул дверную ручку.

— Ничего, — отозвалась я сквозь зубы. — Тебе показалось!

— У меня слух хороший, и никогда ничего не кажется!

— Да я пульс ему считала! — придумала я хоть какое-то объяснение.

Сивый приоткрыл дверь, заглянул внутрь, увидел неподвижную фигуру на носилках и успокоился.

— А я думал, этот мозгляк приходит в себя…

— Да нет, все в порядке, я за ним слежу! — успокоила я его. — Если что — сама сделаю укол!

Сивый вернулся в кабину, сел на прежнее место и вроде бы задремал.

Но теперь я знала, что он внимательно прислушивается ко всем звукам, доносящимся сзади, и мне не удастся незаметно вывести Ивана из автобуса.

А времени у меня в обрез, скоро вернется Инга…

Через окошко между кабиной и салоном я видела седоватый затылок Сивого. Может, оглушить его чем-нибудь?

Я огляделась и увидела на полу фонарь в тяжелом металлическом корпусе.

Удобная вещь, вроде металлической дубинки, но через окошко ударить как следует не получится: нет замаха. А если я не смогу оглушить Сивого с одного раза — мои шансы резко снижаются: он здоровенный, опытный и к тому же вооружен…

Я взяла фонарь в руку и выбралась из салона.

Нужно подойти к кабине, выманить Сивого под каким-нибудь предлогом и неожиданно огреть его по голове… лучше всего, если он повернется ко мне спиной…

Я обошла автобус, подошла к нему сбоку.

Силуэт Сивого отчетливо виднелся через стекло.

— Слушай, что-то мне наш жмурик не нравится! — проговорила я негромко. — Пульс не прощупывается. Взгляни-ка, не окочурился ли он!

Если Сивый нагнется, чтобы проверить пульс Ивана — я смогу осуществить задуманное.

Но Сивый даже не пошевельнулся.

То он слышит любой шепот, то его не дозовешься… может, и правда заснул? Тогда нужно быстро выводить Ивана, воспользовавшись удобным моментом…

Но что-то в силуэте Сивого показалось мне странным.

Спящие люди не бывают настолько неподвижны.

Может быть, он притворяется, хочет посмотреть, что я буду делать?

Я подошла еще ближе, вгляделась в лицо Сивого.

В тусклом свете дальнего фонаря его глаза блестели, как два влажных камня. Они были широко открыты.

По спине у меня пробежал озноб.

— Ты чего? — проговорила я внезапно севшим голосом.

Сивый не отвечал и даже не пошевельнулся.

Я потянула на себя ручку, распахнув дверцу машины.

Сивый сидел, безвольно откинувшись на сиденье, и смотрел перед собой пустым безжизненным взглядом.

Такой пустой взгляд я уже видела однажды.

Я его видела у мертвой девицы в сквере. Тогда я еще подумала, что в глазах убитого, по поверью, можно увидеть отражение его убийцы. Но в глазах той девицы ничего не отражалось, а в глазах Сивого, как в двух маленьких черных зеркалах, отражался заходящий на посадку самолет. Крошечный самолетик двоился, двоились его яркие бортовые огни. Два одинаковых самолетика плавно заходили на посадку в широко открытых глазах мертвого бандита, и это было очень красиво…

Я вздрогнула, сбрасывая с себя оцепенение.

Сейчас не время впадать в ступор, нужно быстро удирать отсюда вместе с Иваном, поскольку Сивый нам сейчас явно не помешает… но что с ним такое случилось?

Я вгляделась в него и увидела на груди, чуть ниже левой ключицы, небольшое расплывающееся темное пятно.

Пятно крови.

Мне стало холодно. Так холодно, как будто посреди июня вдруг потянуло январской стужей.

Сивого убили, и убили только что, не больше минуты назад. Убийца наверняка здесь, рядом со мной. И пришел он, само собой, не ради этого седого уголовника.

Наверняка его цель — Иван…

И тут же мой страх прошел, то есть вместо страха за саму себя я почувствовала страх за Ивана. Он и вообще-то не может постоять за себя, а сейчас только что пришел в сознание после наркоза и совершенно беспомощен…

Я развернулась на месте и стремглав помчалась к задней двери автобуса, сжимая в руке тяжелый фонарь. Конечно, шансы мои были невелики — если этот убийца справился с Сивым, причем тот даже не попытался сопротивляться и не издал ни единого звука, то я для него вообще не представляю угрозы…

Обежав автобус, я дернула на себя полуприкрытую заднюю дверь…

Не знаю, что я ждала увидеть — но только не то, что предстало перед моими глазами.

Над распростертым на носилках неподвижным телом склонилась пожилая женщина с коротко стриженными волосами. То ли медсестра на пенсии, то ли бывшая учительница младших классов. Скорее все же медсестра — таким привычным жестом она поправляла сбившуюся простыню…

Я хотела окликнуть незнакомку, хотела спросить, что она тут делает, но тут увидела, что она подняла правую руку, в которой зажат какой-то маленький блестящий предмет.

Резкий взмах — и рука женщины опустилась, с силой вонзив свое оружие в неподвижное тело на носилках.

Она вонзила его слева, чуть ниже того места, где должна находиться ключица.

Именно на этом месте у Сивого было кровавое пятно…

Только теперь я поняла, что эта безобидная с виду пожилая женщина только что убила матерого уголовника и сейчас пыталась убить Ивана.

Однако на сей раз ее ждало глубокое разочарование.

Вместо того чтобы вскрикнуть от боли или просто беззвучно умереть — неподвижное тело испустило громкое шипение, какое издает проколотая велосипедная камера, и медленно опало.

— Черт! — Седая женщина от неожиданности отшатнулась, сбросила с носилок простыню — и увидела несколько выложенных в ряд грелок и кислородных подушек.

Я половину дороги надувала их и укладывала на носилках, чтобы со стороны казалось, что это — бесчувственный человек. Еще одна подушка, туго перепеленутая бинтами, изображала голову.