– Ирина Николаевна! – повторил старичок со сдержанной, точно отмеренной порцией грусти. – Я должен выразить вам свои соболезнования по поводу кончины вашего глубокоуважаемого батюшки! Знаю, знаю, – он чуть отстранился и театрально взмахнул рукой. – Вы не поддерживали близких отношений в последние годы, но это ничуть не умаляет…
– Не умаляет, – подтвердила Лола и показала старичку на свободное кресло. – Прошу вас, присаживайтесь.
Старичок опустился в кресло, заботливо уложил на колени свой пухлый портфель и уставился на Лолу, участливо вздыхая. При этом он стал удивительно похож на грустного спаниеля.
– Чай, кофе? – подал голос Олег Олегович.
– Кофе, – коротко отозвался старичок и снова повернулся к Лоле.
– Я прибыл для того, чтобы сообщить вам последнюю волю покойного, – проговорил он сдержанным, официальным тоном. – Я при жизни вел его дела и являюсь его душеприказчиком. Меня зовут Роберт Грин, но это теперь, в Америке, а прежде меня звали Роберт Эммануилович Гриневский.
«Чувствую себя героиней латиноамериканского мыльного сериала, – подумала Лола, – сообщить последнюю волю покойного, с ума сойти! Только весь ужас ситуации в том, что, если я срочно что-то не придумаю, этот дурацкий сериал будет последним в моей жизни».
– Мне тоже кофе, пожалуйста, – с самой невинной улыбкой попросила Лола.
Олег Олегович отдал короткое распоряжение и снова замер, из своего угла внимательно наблюдая за разговором.
– Мне, конечно, очень жаль отца, – заговорила Лола, доверительно склонившись к старику, – но должна вам сказать, что он поступил очень жестоко, оставив мою мать без всякой поддержки, с тяжело больным ребенком на руках…
– С больным ребенком? – растерянно переспросил адвокат. – Вы имеете в виду…
– Я имею в виду себя, – доверительно сообщила Лола. – Разве вы не знаете эту ужасную историю?
Старичок уставился на нее в полном изумлении, из чего стало ясно, что эту историю он не знает.
– Когда моя мама ожидала меня, – все тем же доверительным тоном продолжила Лола, – она прогуливалась в Парке культуры и отдыха имени Кирова… знаете, это было излюбленное место прогулок наших соотечественников, вроде вашего Централ парка… а беременным, как вы знаете, очень полезны прогулки!
Старичок, не понимавший, к чему она клонит, усердно закивал, а Олег Олегович в своем углу громко кашлянул, видимо давая Лоле понять, чтобы она не увлекалась.
– И вот, во время этой прогулки, на нее внезапно напала огромная собака! Огромная свирепая собака породы ротвейлер!
Старичок снова кивнул, давая понять, что следит за рассказом и что такая порода – ротвейлер – ему хорошо знакома.
– Мама от страха упала и потеряла сознание. К счастью, собака не причинила ей вреда, и мама благополучно доносила меня до положенного срока, но у меня с самого раннего детства иногда случаются очень странные припадки!
– Что вы говорите? – испуганно прощебетал старичок и на всякий случай вместе с креслом отодвинулся от Лолы.
– Да! – энергично кивнула девушка. – Я совершенно неожиданно перестаю контролировать свои поступки, бросаюсь на окружающих и даже – вы не поверите! – иногда я даже лаю!
– Что вы говорите! – еще больше испугался престарелый адвокат и огляделся, видимо присматривая путь к отступлению.
– Вы представляете, как трудно было моей матери одной воспитывать такого больного ребенка?
– Нет, не представляю! – честно признался адвокат. – Но, надеюсь, эти припадки с возрастом прошли?
– Если бы! – грустно вздохнула Лола. – С возрастом они стали только чаще! Теперь они случаются по крайней мере дважды в месяц! И обычно это происходит тогда, когда я чем-то взволнована!
Адвокат беспокойно огляделся по сторонам и еще немного отодвинулся от Лолы.
– А что говорят врачи? – с опаской осведомился он.
– Да ничего особенного, – Лола легкомысленно отмахнулась. – Это, конечно, неизлечимо, но приступы случаются не слишком часто, а в промежутках между ними я себя вполне нормально чувствую.
Из угла снова донеслось громкое покашливание. Лола обернулась и увидела Олега Олеговича, который побагровел от злости и, кажется, готов был испепелить ее взглядом. Она как ни в чем не бывало отвернулась от «продюсера» и продолжила, обращаясь к перепуганному адвокату:
– Так что вы говорили о последней воле моего бедного отца? Расскажите скорее, я так волнуюсь, так волнуюсь! Я просто места себе не нахожу от волнения!
– Зачем же волноваться? – испуганно проговорил адвокат. – Совершенно не нужно волноваться! У вас нет никаких поводов для волнения!
В это время дверь открылась, и мрачная служанка вкатила столик, на котором был сервирован кофе. Адвокат взял чашку, кивком поблагодарив прислугу, Лола последовала его примеру.
– Нет, все-таки я очень взволнована! – воскликнула она, отпивая маленький глоток. – Вы просто не представляете, что я чувствую! У меня сердце так колотится, так колотится!
– Простите, – адвокат растерянно следил за ней. – А вам не вреден кофе? Эти ваши приступы…
– Кофе? – Лола сделала еще один большой глоток и громко рассмеялась. – Наверное, вреден, но, если отказаться от всего, что вредно, стоит ли тогда жить? Жизнь – это вообще смертельная болезнь!
– Для вашего возраста это чересчур пессимистические взгляды, – осторожно отозвался адвокат. – Может быть, вам нужно лечиться? Принимать какие-нибудь успокоительные средства, исключить кофе и спиртное…
– Что вы говорите! – раздраженно воскликнула Лола. – Вы хотите, чтобы я отказалась от всего, что доставляет мне удовольствие? Я очень в вас разочарована! – Она одним глотком допила кофе и вдруг нервно засмеялась. – Простите, но я вспомнила один удивительный эпизод… это ужасно смешно! Если я вам расскажу, вы будете хохотать, как ненормальный! Мы с одним знакомым как-то пошли в ресторан… там была женщина с собачкой…
Она засмеялась еще громче и вдруг запустила в хмуро наблюдавшую за ней служанку пустой кофейной чашкой. Служанка вскрикнула и отскочила, с ненавистью взглянув на Лолу, затем схватила со столика салфетку и принялась оттирать с платья кофейную гущу.
– Что с вами? – испуганно спросил адвокат, приподнимаясь.
– А почему она смотрит? – воскликнула Лола, указывая рукой на служанку. – Почему она все время на меня смотрит? Я не выношу, когда на меня так смотрят! – Она громко зарыдала, заламывая руки, и медленно сползла с кресла на пол. Рыдания перешли в истерический лающий хохот.
Адвокат вскочил, бережно прижимая к груди свой драгоценный портфель, и попятился, в замешательстве глядя на девушку.
– Ирина Николаевна! – проговорил он в слабой надежде быть услышанным. – Ирина Николаевна, возьмите себя в руки! Нельзя же так… мы собрались здесь по серьезному поводу… я должен огласить завещание… последняя воля вашего покойного батюшки…