Шатаясь, Иван поднялся на ноги. Эта картина походила на сцену из традиционного американского боевика, когда все зрители уже думают, что всё погибло, но вот из-под обломков, из дыма, из огня появляется живой и почти невредимый герой, и приключения продолжаются.

Двор. Улица. Опять двор. Большой тополь. Маленький тополь. Рыжая тётенька пришла снять белье, поставила таз на траву и озабоченно посмотрела на мокрый, в пятнах, пододеяльник. Но недолго она любовалась этим тихим пейзажем или, возможно, натюрмортом. Картина вдруг резко сменила жанр, превратившись в баталию: Кошмар с трепещущими ползунками, зацепленными за ошейник, перепрыгивает через таз с уже подсохшим снятым и аккуратно свернутым бельём. Дашенька не перепрыгивает. Но девочка крепко держится за прочные Максимкины ползунки и едет в тазу за Кошмаром.

— Но, но, лошадка! — радуется Дарёнка. В лошадку она любит играть не меньше, чем в догонялки.

— Догоню. Верну. Постираю, — уже издалека доносится до тётеньки обещание Ивана, который сам слабо верит своим словам.

Таз с Дашенькой мчится всё быстрее. По мокрому газону и луже Кошмару гораздо легче тянуть свою поклажу. Шланг обрывает весёлое катание в тазике. Пассажирка кубарем вываливается из своей перевёрнутой эмалированной кареты.

— Бом-бом! 12 часов. Карета стала тыквой! А кучер — крысой! — вспоминает Дашенька сказку про Золушку.

— Впереди школа и сквер, а потом отдыхаем, — бормочет Иван.

Но пожилой мужчина с палочкой резко сворачивает в переулок. Раздаётся скрежет тормозов. За поворотом исчезает и Матильда.

Кошмар и дети подбегают к углу дома, пробираются к кустам шиповника и замирают.

— Он всегда был везунчиком, — это голос Матильды. — Не успело сбить машиной, как оказалось, что это «скорая».

Мужчина лежал возле машины «Скорой помощи». Из неё выскочил врач и склонился над потерпевшим.

— Жив, без сознания, — сказал он.

— О господи, это мой дедушка! — всхлипнула Матильда. — Вернее, двоюродный дедушка. Он такой рассеянный. Он немного не в себе, — лепетала она, пока санитары укладывали пострадавшего на носилки.

— Сколько дедушке лет? — спросил врач.

— Пятьдесят… девять, — замешкавшись, ответила Матильда. — Нет, шестьдесят девять. Я так испугана, ничего не соображаю. Он будет жить?

— Переломов нет, дышит, а остальное узнаем в больнице, — ответил доктор. Носилки подняли в машину.

— Я с вами. Я не могу оставить его в такой момент, — заторопилась Матильда. Двери закрылись.

Кошмар жалобно заскулил. Иван вздрогнул и обернулся на Дашеньку, про которую как-то забыл. Девочка украшала себя цветами шиповника.

— Я принцесса, — сказала она брату. — А ты будто злой дракон. Побежали дальше!

— О-о-о, — простонал Иван, вытаскивая из ноги шиповниковые занозы. — Я есть хочу. И вообще мне мама не разрешает так долго сидеть в колючках.

Они вылезли из зарослей. Дарёнка тут же обнаружила тросточку, раньше принадлежащую дедушке в синем костюме, и схватила её.

Так они и шагали домой: резко погрустневший Кошмар с потрёпанными ползунками за ошейником, весёлая Даша с палочкой (теперь она играла в фею) и измученный Иван с тяжёлыми запутанными мыслями.

«Если это её дедушка, пусть и двоюродный, почему он от неё убегал и зачем она его догоняла?» — думал Иван.

Ни одной более-менее убедительной версии не складывалось. Ивану подумалось, что, может быть, Матильда не только детей крадёт, но и старичков. А кому нужны старички? Старикам, пусть и достаточно тощим, трудно карабкаться по форточкам. Как доноры внутренних органов они тоже не годятся. Богатых старичков могут, конечно, похищать из-за выкупа. Или из-за квартиры. Или из-за какого-нибудь наследства. Или из-за какой-нибудь тайны… Вот именно, кругом одни тайны.

— Дашка, а он правда тебе дал стеклянный шарик? — вдруг вспомнил Иван, с чего началась эта погоня.

— Кто? — не поняла сестрёнка.

— Куда? — грустно добавил Кошмар.

— Тот мужчина, ну дедушка, за которым мы бежали, — объяснил Иван.

Даша немного удивилась тому, что они, оказывается, бежали за каким-то дедушкой. Она-то думала, что они просто играют. А про шарик ответила так:

— Мне фея дала. Моя фея.

Кошмар вздохнул. На его вопрос никто не собирался отвечать.

Глава 10. Дневник Саши Сергеевой. Про любовь

Когда я прибирала у Матильды… Вообще-то я не столько прибирала, сколько рассматривала всякие интересные штуки, которые у неё в квартире. Я для этого и напросилась прибирать, чтоб на свободе, без хозяйки, всё рассмотреть. Потом, конечно, я сгребла всё в кучку, как будто убрала. Итак, когда я делала вид, что прибираю, я заметила, что Дон Хулио беспокоится. Дон Хулио — это бразильский муравей прямо из Бразилии. Там в штате Акра живут какие-то знаменитые муравьи, которые перед наводнением забирают свои куколки и уходят в безопасные места. Дон Хулио вообще-то флегматичное животное, сидит себе в банке и пытается соорудить муравейник из пяти сосновых иголок. А тут заволновался, забегал, прямо волосы на себе рвёт. Куколок и яичек у него нет, он холостой, так он вместо куколки схватил под мышку свою подушку и побежал по стенке вверх — спасаться. Я дома рассказала, что наводнение будет. Может, трубу в туалете прорвёт, как в прошлом году. Папа говорит:

— А что, правильно. Японские зоологи наблюдают крокодилов в специальных питомниках и говорят, что за несколько часов до стихийного бедствия крокодилы начинают рычать, задирать головы и хвосты.

И сорвался с места посмотреть, не задирает ли хвост крокодил Матильды, который под потолком.

— Сиди! — скомандовала мама. И папа сел. Он у нас послушный.

Мама не любит, когда папа к Матильде ходит. Хотя папа ничего такого не думает, а только крокодила выпрашивает. Чтобы этот крокодил у папы в кабинете биологии катастрофы предсказывал. Всякие комиссии, например, или нападение санэпидемстанции. Вообще-то неплохая мысль: заглядывает комиссия в папин кабинет, а там — чучело крокодила рычит и хвост задирает. Нормально.

Потом я Стаське для смеха сказала, чтобы она готовилась к наводнению — сложила кукол в полиэтиленовые кульки и запихнула зонтик под подушку. Обычно она на такие вещи сразу ловится и верит всякой ерунде. А тут проявила зачатки интеллекта и говорит: