Из глаз Франчески брызнули слезы.
– Но синьора! Она велеть мне ждать! Я идти к вам два раза, три раза и стоять. Я… я… Морини… ее здесь нет. Она… – Франческа замотала головой и бухнулась на колени. – Простить, синьор!
– Давно? Давно она уехала? – Он пробежался по комнате, оглядывая стены, комоды, платяной шкаф. Платья висят на плечиках, щетка для волос лежит на туалетном столике. Она почти ничего не взяла.
– Час, наверное.
Он обернулся.
– Пешком? Верхом?
– Я думать, она идти в конюшню. Я слышать голос. Лошади.
Конюшня.
– Джакомо! Я найду Джакомо. Уж он-то знает, черт его подери!
Роланд выбежал из комнаты, помчался в сторону лестницы и наткнулся на высоченную фигуру Бёрка – без пиджака, – вышедшего из комнаты леди Морли.
– Господи! Пенхэллоу! Что случилось? – свирепым шепотом спросил Бёрк.
Роланд стиснул его плечи.
– Ты ее видел?
– Видел кого?
– Лилибет! Леди Сомертон!
– Нет, не видел. Со вчерашнего вечера. А в чем дело?
Роланд оттолкнул его и помчался вниз по лестнице, в пустой и тихий холл, через безмолвный, заросший мхом внутренний двор. Острые камни на подъездной дорожке врезались в босые ступни, но он не замедлил бег, не остановился до тех пор, пока не ворвался в конюшню и не окликнул Джакомо так громко, как только мог.
– Всю ночь, всю ночь, шум, разговоры, огни! – Смотритель появился из-за какого-то пыльного угла, отряхивая брюки. – А теперь вы, синьор! Никакого покоя Джакомо! Еще и рассвет толком не занялся!
– Слушайте, Джакомо! Положение критическое! Вы должны мне сказать…
Джакомо покачал головой.
– Не понимаю. Что такое «крити…» ну, эта штука?
– О, ради Бога! Не важно. Леди Сомертон – она здесь была? Примерно с час назад? Взяла лошадь?
Джакомо снял шляпу и поскреб затылок.
– Леди Сомертон. Это которая?
– Красивая, та… та…
– Женщины все красивые. – Джакомо нахмурился, словно на общую привлекательность приезжих англичанок следовало скорее сетовать, чем ей радоваться.
– Да Боже мой! Самая красивая! Та… о, с голубыми глазами и темными волосами. У которой ребенок.
– Ребенок? Нет, он не с ней. Его раньше забрал отец.
– Будь оно все проклято! Я так и знал! Но мать! Она взяла проклятую лошадь?
У Джакомо сделался озадаченный вид.
– Нет. Никто лошадей не проклинал. Чего это синьора вдруг возьмет…
– Да я не говорил о проклятии! Я имею в виду – она уехала на лошади?
Итальянец закатил глаза.
– Да, конечно, она взяла лошадь. Вы думаете, она пешком пошла? Взяла коня герцога, самого лучшего. Оседлала его и поскакала… поскакала… – Он показал пальцами по ладони, изображая лошадиный бег.
– Галопом! О Господи. – Роланд втиснул кулаки в лоб. Этот чертов конь Уоллингфорда, быстрый и горячий. Воображение мгновенно подсунуло страшные картинки – Лилибет падает с коня, или конь теряет подкову, или спотыкается о камень и Лилибет летит через голову… – А Филипп? Мальчик? Человек, который его забрал, что он сказал? Он верхом или в экипаже?
Джакомо пожал плечами.
– Ничего не сказал. Приехал в карете, красивой карете. Я услышал шум, вышел наружу и увидел их в лунном свете.
– Он бил мальчика? Говорите, Джакомо! С Филиппом все в порядке?
Опять пожимание плечами.
– Не видел. Никаких криков, никаких… никакой драки.
Роланд даже всхлипнул от облегчения, в первый раз за это время. По крайней мере Филипп поехал добровольно и не пытался сопротивляться. По крайней мере Сомертон не бил его и не тащил силой.
Паника постепенно улеглась. Имеются факты: Сомертон в быстрой карете с Филиппом, Лилибет мчится следом верхом. Мчится куда? Вероятно, во Флоренцию. Именно там останавливался Сомертон. Удобное сообщение с Миланом, а оттуда – с Лондоном. Сомертон опережает его всего на час или два. Он сможет их догнать.
Роланд подбоченился.
– Так, Джакомо. Слушайте внимательно. Я вернусь в дом, соберу кое-какие вещи и поеду за ними. Мне нужен оседланный конь, самый быстрый из всех, что тут есть, и…
– О нет. Нет-нет, синьор. – Джакомо энергично замотал головой. – Я не седлаю коней. Я присматриваю за территорией. – Он говорил медленно и раздельно, подчеркивая каждое слово.
– Значит, скажите конюхам! Мне, черт побери, плевать!
– Синьор, ночь была очень длинной. Был пожар в каретном сарае, был…
– Пожар? Какого дьявола?
Джакомо махнул рукой в сторону долины:
– Там, в мастерской, где работает синьор Бёрк. Пожар.
Роланд вздрогнул.
– Пожар? Когда? Я же видел его несколько минут назад…
– Уже потушили. Потом этот отец много шумел. Потом синьора с конем. – Джакомо прижал руку к сердцу. – Очень долгая ночь.
Роланд, пытаясь успокоиться, глубоко вдохнул и выдохнул.
– Да. Это была и вправду долгая ночь. Для меня тоже. Но несмотря на это, старина, вам лучше меня послушаться. Потому что когда я выйду из замка, примерно через двенадцать минут, здесь должен стоять и ждать меня конь, уже оседланный. Прямо там, где сейчас стоите вы. И мне плевать, как сильно вы устали. И в общем плевать, кто именно это сделает. Но это должно быть сделано. – Роланд придвинулся к нему и произнес низким, угрожающим голосом, очень подходившим, чтобы запугать кого угодно: – Это понятно, друг мой Джакомо?
Смотритель недовольно прищурился.
– Понятно.
Роланд повернулся и выскочил за дверь, в уже светлеющий двор.
– Синьор Пенхэллоу?
Он обернулся.
– Да, Джакомо?
Смотритель кивнул на голую грудь Роланда.
– Вы бы хоть рубашку надели.
Лилибет забыла надеть перчатки, и, когда скакала на коне Уоллингфорда по плотно укатанной дороге, ведущей во Флоренцию, поводья больно врезались в ладони.
Она этого не замечала.
Солнце полностью вышло из-за гор у нее за спиной, поднялось высоко, отбрасывало длинные тени на дорогу, пекло кожу даже через одежду, но она лишь подгоняла коня.
Седло герцога уже натерло нежную кожу между ног, но она могла думать лишь одно: «Проклятый Сомертон, чтоб ты провалился в преисподнюю», – потому что, хотя и знала, что раньше или позже он их выследит, но ей даже в голову не приходило, что он выберет для удара час, когда она будет сливаться душой и телом со своим неутомимым и умелым любовником.