Ткачук водку пьет, а потом к соседкам молодым пристает. Мы сумеем найти на него управу, будет сговорчивее. Понимаешь ли, своя рубашка ближе к телу. Другой, Проклов, по притонам шастает, и все ему пятнадцатилетних девочек подавай!
Эстет, твою мать! Как будто бы у половозрелых баб все по-другому устроено.
Когда он хату переступит, то его бродяги сразу к «Параше Ивановне» определят.
Она — женщина понимающая, приласкает его, как положено, обогреет. Не любят бродяги, когда половозрелый хмырь малолетних девочек мучает. — На скулах Хана некрасиво и зловеще заиграли желваки. — Допрос ему устроят с пристрастием, а он на тебя сошлется, дескать, Хана я знаю. И вообще, мы с ним по жизни в корешах ходим. Не добавят тебе авторитета такие слова.
Все сказанное было не просто угрозой и не бравадой опера, отважившегося пойти ва-банк. Это был точно рассчитанный ход, который должен был принести Усольцеву удачу. Причем, в случае отказа Хана, он нисколько не сомневался в том, что поступает правильно, отправляя на пожизненное заключение человека, заведомо невиновного.
— Мне плевать, что ты там думаешь, — зло процедил Хан.
— Уф! — устало проговорил майор, утирая тыльной стороной ладони выступившую на лбу испарину. Затем он снял часы и положил их перед собой. — Даю тебе последний шанс… Шестьдесят секунд. Если за это время ты мне не назовешь человека, который может быть причастным к этому делу, тогда я буду считать, что я его уже нашел. Время твое пошло… десять секунд… двадцать пять… сорок…
На пятьдесят третьей секунде Ильсур Ханов заговорил:
— В это дело подвязаны очень серьезные люди. Мне бы хотелось, чтобы мои слова не ушли дальше этого кабинета. Иначе я не согласен. На острове Огненный хоть какая-то жизнь есть. А так вообще никакой не будет.
— Я редко кому даю слово, но если это происходит, то я его не нарушаю.
— Ладно, я тебе верю.
Хан вновь надел перстень, посмотрел на свет и, старательно подбирая слова, продолжил:
— Когда брали охрану на Текстильщиков, меня действительно в Москве не было. Решил отдохнуть, не все же время мне стрелки разводить. Приезжаю в Москву вечером, сразу направился в «Майами-боулинг». Ну, думаю, американской кухни перекушу, в бильярд поиграю. Отдохнуть решил по-человечески от этой экзотики. А то там целыми днями винище жрал, а тут хоть шары покатаю. Едва зашел, а ко мне Закир подваливает. Дело, говорит, есть. Отошли мы в сторонку, а он меня спрашивает, нет ли У меня покупателей на снайперские «стволы». Я удивился, но виду не подал. Раньше он этим делом не промышлял. Влез на чужую территорию, а за это тоже могут спросить строго. Локтями-то чего двигать? Ты подойди к людям, объяснись, может быть, в пай войдешь. А так одним штрафом не отделаешься. — Хан голоса не повышал, но было видно, что он негодует. — Я спрашиваю, сколько «стволов»? Думал, дело идет о двух-трех. Решил, пускай покормился, на девочек деньги потратит. А он мне говорит, что первая партия будет два десятка «стволов». И так ухмыляется плотоядно, дескать, по-мелкому не работаю. Честно говоря, в боулинг забавляться мне уже расхотелось.
— Ты у него не спросил, откуда «стволы»?
Хан едва не подпрыгнул на стуле:
— Гражданин начальник, ты что, меня за лоха последнего принимаешь? Да за такой вопрос без глотки можно остаться.
— Ладно, что там дальше было?
— Я сказал, что подумаю, не готов сейчас такие дела решать, и вообще, посоветоваться надо, слишком большая партия. Это ведь не какие-то безномерные «ТТ». А он мне тогда еще выдает, как говорится, по полной программе, если найдутся покупатели на «ТТ», то он может устроить.
— Какую цифру он назвал?
— Полсотни! Тут уж мне совсем не до развлечений стало, подхватил я свою телку и увел на целую ночь. А на следующий день пробил по своим каналам, что к чему. Мне тут кореша объяснили, что, пока я отсутствовал, в Москве произошли кое-какие события. Незадолго до моего появления взяли охрану с оружием. Все легавые на ушах, и лучше на это время пока затаиться и нигде не высовываться. А то ни за грош запалиться можно. Закиру я дал отбой, а сам свалил из Москвы на всякий случай. Так что, гражданин начальник, я чист. Может быть, я бы тебе и не сказал ничего о Закире, но в последнее время тот стал не правильно поступать, с Федосеевым дружбу завел.
— А разве ты с Федосеевым не встречаешься?
Хан откинулся назад, и «браслеты» на его запястьях при этом зло звякнули.
— Ну ты че, начальник, за падлу меня, что ли, держишь?
— Но на зоне ты же с ним контачил, — напомнил Усольцев.
— Для нас любая сявка с красными погонами начальник, а ты говоришь о куме! Я на зоне за смотрящего был, так он просто любил ко мне в бендюгу заявиться и сигаретки откушать. А дел у меня с ним никаких не было. Это тебе любой шнырь подтвердит.
Похоже, Хан говорил правду, даже подбородок задрожал от обиды.
— Ладно, проверю.
— Гражданин начальник, а долго ты меня здесь держать будешь? Уж больно на киче харч дрянной.
— Если насчет Закира не соврал, то выйдешь через недельку, — пообещал Усольцев, вызывая наряд.
* * *
В аэропорту Швехат капитана Шибанова встречал молодой человек лет тридцати. Лощеный и выглаженный, он прямо-таки сверкал чистотой. На его идеально выбритом лице были запечатлены сытость и самодовольство, всякому было понятно — у этого парня все в порядке.
Первое рукопожатие оставило благоприятное впечатление. Капитан Шибанов всегда с большой симпатией относился к тем людям, которые имеют сильную мускулистую ладонь. Его новый знакомый оказался как раз из таковых. А когда он заговорил — быстро, смело, капитан понял, что молодой дипломат не зря проедает казенный хлеб.
— Василий, — коротко представился новый знакомый.
— Григорий.
— Меня уже ввели в курс дела. Где обретается Котов, я уже выяснил, — начал Василий, усаживаясь в толстозадый «Мерседес» последней модели. — Четыре года назад он принял гражданство, женившись на коренной австрийке. Я тут созванивался со своими знакомыми из полицейского управления, так они поведали, что ни в чем противозаконном он не замешан. Занимается бизнесом, причем довольно успешно. Имеет шикарный дом на самом берегу Дуная и смахивает на очень респектабельного буржуа. Совсем не скажешь, что отсидел пятнадцать лет на зоне строгого режима.
На разгон до скорости сто километров в час потребовалось всего лишь несколько секунд, и капитан Шибанов почувствовал, как тело вжалось в мягкое кожаное кресло. Замолчав, Василий стал напоминать едва защитившегося аспиранта, который не вылезает из университетской библиотеки, а все свое свободное время проводит в Венской опере.
— А дом его от аэропорта далеко?
— Это по дороге, — объяснил Василий. — Минут через пятнадцать подъедем.