– Микрофон направленного действия. Берет на расстоянии до полукилометра, – пояснил Филат. – С такими штучками я имел дело в армии. Те мужики, которых ты, Данила, принял за охрану Красного, на самом деле наш базар засекли своими слухачами. А потом дали снайперу команду, и он рванул сюда на своей тачке и засел в той самой подворотне.
– Если все это так, как ты говоришь, кто же они такие? – недоуменно спросил Данила.
– Нужно искать вишневый «жигуль», который нас вчера по Невскому сопровождал. Тогда многое прояснится, – отрезал Филат. – Ладно, надо ехать. Bpeмя уходит. Снайперская винтовка, кстати, с лазерным прицелом – это не хухры-мухры. Чтобы из нее стрелять, нужна специальная подготовка. И стрелял в нас профессионал. Это ясно. А стало быть, пасут нас серьезные люди, и мы им очень мешаем.
– Командир, а ты не преувеличиваешь? – подал голос Данила. – Кому могло прийти в голову подслушивать нас около этого борделя?
– Я просто предположил, что против нас играют люди серьезные, а следовательно, и вести себя они должны соответствующе. Речь идет об очень крупных бабках. Вот что, Глеб, надо найти автосервис, где нам могли бы заменить стекло без лишних вопросов.
– Такое же крепкое вставить? – спросил Глеб, на секунду задумавшись.
Филат хмыкнул:
– Если найдется попрочнее, я возражать не стану.
– Есть тут недалеко одна контора, но там задорого.
– Заплатишь сколько попросят. Ну, что стоишь? Пoехали! Да смотри на дорогу, а то не ровен час опять какая-нибудь шавка под колеса полезет.
Через пятнадцать минут были на месте. На джип с выбитым стеклом никто не обращал внимания, даже когда остановились у светофора, вид расстрелянной иномарки был таким же привычным атрибутом города на Неве, как его многочисленные летние фонтаны. Только однажды два пацана ткнули пальцами в их сторону и тут же потеряли к джипу всякий интерес, заговорив о чем-то своем.
В особнячке на Якорной жил Селезень – давний приятель Филата. Он сошелся с ним во время второй своей отсидки – в курганской пересылке, откуда их вместе отправили в лагерь недалеко от Перми. Судьба распорядилась так, что до этого они пробыли в спецотряде ВДВ почти два года, а потом жизнь развела их так же неожиданно, как и свела. Однако с тех пор они не теряли связи и частенько созванивались, а то и наезжали друг к другу с визитами.
Игорь Селезнев, или просто Селезень, в «парилку» угодил довольно рано, в неполные восемнадцать лет, – за грабеж. Подставил нож к горлу пьяненькому мужику на улице и вместе с кошельком прихватил его портфель, в котором оказались какие-то официальные бумаги. Селезня сцапали уже через четыре часа: пьяный мужик был инспектором Минтяжмаша, а бумаги оказались финансовыми отчетами какого-то «почтового ящика». Селезня спас малолетний возраст – а не то дали бы ему на полную катушку.
Игорь попал в «правильную» зону, однако на лидерство он никогда не претендовал и самое большее, чего добился он в воровской карьере, так это стал «отцом семьи». Правда, и семья была немалая, человек в тридцать. Но отцом он был справедливым: умел греть тех, кто томился в ШИЗО, способен был дать нужный совет молодняку, заступался за тех, кто ввязался в конфликт по недоразумению.
Вернувшись с зоны, он прочно осел в Питере. Жил чуть ли не как обычный обыватель, и соседи даже не подозревали о том, что за стенкой обосновался парень, который отбывал срок по серьезной статье. И уж конечно, они не могли знать, чем он занимался в настоящее время. Его благопристойный вид, идеально отглаженный костюм, яркий галстук и до блеска начищенные ботинки позволяли считать, что чина он немалого и если не заведует банком, так наверняка служит где-нибудь в иностранном представительстве. Они почти не ошибались. Селезень был в Питере большим человеком. Выйдя из заключения, он решил поступить в финансовый вуз и, к собственному удивлению, окончил его успешно и без особых усилий. Неожиданно он обнаружил в себе способность делать деньги, но совсем не тем грубым методом, с которого он начинал воровскую карьеру. Оказывается, существовала масса всевозможных способов обогащения, куда менее опасных, но тем не менее куда более прибыльных, чем грабеж. Селезень мог находить в экономическом законодательстве бреши, из которых при умелом подходе можно было выпустить золотые ручейки. Он был одним из первых, кто в кампании ваучеризации увидел возможность наварить миллионы долларов и за ваучеры скупал промышленные комбинаты и склады, таксопарки и порты, АЗС и ГЭС… Не брезговал Селезень держать и табачные киоски, если они давали стабильный доход. Он был генератором идей, и питерские воры успешно использовали его знания для проникновения в экономический организм Северной столицы.
Но потом он вдруг внезапно покинул Питер и перебрался в Екатеринбург. Тамошние криминальные авторитеты, прознав про его предпринимательские таланты, сделали ему предложение, от которого он не смог отказаться, – хороший процент за разработку «бизнес-плана» по развитию уральских машиностроительных предприятий. Сблизившись с уральцами, Селезень сделал головокружительную карьеру, в конце концов став не больше и не меньше как держателем уральской воровской кассы. Он оказался одним из немногих чужаков на Урале, кому тамошняя братва доверяла полностью. О его роли в уральских делах не догадывались даже смотрящие Питера – ни Шрам раньше, ни Красный теперь. При всем том Селезень оставался сам себе хозяин и тихо следил за тем, что происходит в Питере, а также надзирал и за смотрящим, мотая себе на ус все, что узнавал о нем интересного.
Игорь Селезнев всегда был себе на уме, и, несмотря на свою давнюю с ним дружбу, Филат никогда не мог сказать, чем тот интересуется, кроме денег. В финансах он знал толк – это точно. Селезень любил повторять, что деньги – самовоспроизводящийся организм. Только им надо помогать размножаться. И он был виртуозным мастером денежного прироста. Получив возможность распоряжаться уральскими деньгами, Селезень мог, не спрашивая сходняка, вынимать десятки миллионов долларов из одного дела и вкладывать их в другие, более выгодные дела. И, что самое удивительное, никогда при этом не прогадывал. Конечно, почти в каждой структуре – будь то коммерческий банк или администрация мэрии – у него были прикормленные люди, но, кроме этого, нужно было обладать талантом или каким-то сверхтонким чутьем, чтобы предвидеть бензиновый кризис в регионе, славящемся избытком горючего, и вовремя вложить деньги в нефтепереработку. Или, наоборот, предугадать, что к концу года рухнет угледобыча и надо поскорее толкнуть акции крупнейших кузбасских шахт богатеньким лохам.
В Питере Игорь Селезнев был человеком очень известным: мало того, что он считался уважаемым предпринимателем, так он еще занимался благотворительностью и поддерживал подрастающие таланты. На его именные стипендии существовал едва ли не целый курс Академии художеств. Селезнев любил присутствовать на громких презентациях, охотно раздавал интервью и не частенько вспоминал о том, что свою карьеру бизнесмена начинал с исправительной колонии, где кроил бушлаты для работников Крайнего Севера. Селезень был обаятелен и улыбчив, и мало кто из отцов города догадывался, что он является доверенным лицом российских криминальных авторитетов и держателем уральского общака.