— Буду счастлив, — заскрежетал зубами Беспалый.
— Я знал, что мы поймем друг друга.
Тимофей Егорович вышел, надеясь, что эта их встреча окажется последней.
Едва за стариком закрылась дверь, Азат поднялся. Он подошел к окну, ему хотелось посмотреть на Беспалого со стороны — ничто так не говорит о человеке, как его походка. Выйдя из здания, старик даже не обернулся, хотя должен был, — охрана сверлила его спину колючими взглядами. Спина у него оказалась более прямая, чем ожидал Азат, и это ему очень не понравилось.
— Махмуд! — позвал он двоюродного брата и, когда тот вошел, сказал: — Как только Беспалый доберется до смотрящего, после этого сразу убери его! Он ведет какую-то свою игру, и мне это очень не нравится.
— Как скажешь, брат, — с готовностью кивнул Махмуд.
* * *
В дверь коротко позвонили. Малыш отставил недопитую бутылку пива и с удивлением посмотрел на часы. Он никого не ждал. Воскресенье принадлежало ему. Всецело. Об этом знало все его ближайшее окружение. А потому пацаны старались не дергать вора без особой нужды.
Могла подойти Ириша, воровка с пятью судимостями, с которой он сошелся в прошлом году. Ненасытная женщина порой являлась к нему в день по пять раз, и все ей было мало. Видно, она считала его непревзойденным любовником. Разумеется, он был неплох и в очень хорошей форме, но как объяснить темпераментной бабе, что Малыш не может целый день трясти членом. Имеются дела и поважнее, например, в тишине и покое попить холодненького пивка.
А может, у бабы в башке стучит любовь? Надо высказать ей все начистоту!
Поднявшись, Малыш направился к двери. Длинноволосый, с седой бородой и с темными задумчивыми глазами, он очень напоминал провинциального художника, находящегося в творческом поиске. Малыш отворил дверь. К его удивлению, в дверях стоял высокий сутулый старик и неловко улыбался. Похоже, что дед ожидал увидеть кого-то другого, вероятно, просто ошибся квартирой. Бывает!
Малыш уже хотел закрыть дверь, как старик заискивающе заговорил:
— Извините, что побеспокоил, я ваш сосед с нижнего этажа… У меня что-то все время замыкает электричество. Вы случайно не знаете, к кому следует обратиться?
Лицо профессионального склочника, таких людей следует остерегаться и держать на расстоянии — они мелочны и наблюдательны, а потому лучше сразу указать ему на порог. Вот только как бы сделать это поделикатнее.
Призвав на помощь все свое обаяние, Малыш улыбнулся:
— Не знаю, дед, я как-то сам справляюсь.
Малыш хотел было закрыть дверь, но дедуля заговорил вновь. Судя по всему, старик был настроен на обстоятельный разговор.
— Концов сейчас не доищешься, а все потому, что власти никакой нет! Каждый из себя начальника большого мнит. Вот вы за кого голосовали на выборах, товарищ?
Малыш едва не поперхнулся. Не объяснять же этому чудаковатому старику, что вор не работает на государство, а тем более не играет в его игры.
— Я уж и не помню…
— Зря, товарищ, — сказал старик, — а я вот каждого депутата записываю, программу его изучаю, а потом призываю его к ответу. У меня даже блокнотик имеется. Хотите взглянуть? — И, не дожидаясь ответа, полез в карман. — Гляньте!
Старик раскрыл небольшую книжицу, Малыш невольно подался вперед, стараясь рассмотреть записи. Каких только чудаков не встретишь! В этот самый момент дедуля неожиданно выбросил руку и угодил Малышу в солнечное сплетение. Охнув, тот согнулся и медленно стал опускаться на пол. Старик, расторопно подхватив безвольное тело под руки, уверенно втащил его в комнату и прикрыл за собой дверь.
* * *
Небольшой уютный дворик на окраине Москвы был весь заставлен дорогими иномарками. Но машины все продолжали прибывать и едва не скребли блестящими лакированными боками по обшарпанным стенам желтого трехэтажного здания. Никто не возмущался наплывом машин, не пытался скандалить и уж тем более не раздражался протяжными автомобильными гудками. Не тот случай, чтобы проявлять неудовольствие. Кавалькада из дорогих автомобилей растянулась до соседнего квартала, запрудив близлежащие улочки.
В центре двора оставался только узкий коридор, по которому должна была двигаться похоронная процессия. Возможно, автомобилями заставили бы и ее, но несколько молодых крепких парней, с коротко стриженными затылками, непреклонно выпроваживали всякую машину, заехавшую в этот проход. Никто не смел обижаться, к их командам относились с пониманием, и водители, приняв сочувствующее выражение, спешили отыскать место на улице.
Захудалая рабочая окраина такого многолюдья не помнила, а потому к прибывающему народу жильцы дома отнеслись с заметной настороженностью — на улицу выходить не спешили, созерцая происходящее с балконов. Только некоторые из них, в основном старики — наиболее активная часть населения, — посмели покинуть квартиры и, после нерешительного топтания, посмели приблизиться к молодежи.
— Что здесь происходит? Умер-то кто? — спрашивал кто-нибудь из жильцов.
Пацаны, сверкая фиксами, с грустной нотой в голосе подтверждали:
— Умер, батя!.. Вор был. Настоящий!
Старики, потоптавшись для приличия пару минут, спешили отойти в сторону. Уж слишком подозрительным выглядело сборище многих десятков молодых людей. Но любопытство, что живет в каждом человеке, не позволяло уходить совсем, держало на некотором отдалении и подталкивало поглядывать на подъезжающие машины.
Через час подъехал черный «Мерседес», из которого, сжимая в правой руке четыре розы, вышел высокий человек плотного сложения в темном, под стать случаю, костюме. Молодчики, до того энергично размахивающие руками, почтительно отступили, пропуская бронированную машину. У каждого, кто стоял во дворе, не появилось никаких сомнений, что человек, вышедший из машины, весьма уважаем. И меры безопасности, что были предприняты стрижеными мальчиками, были нужны для того, чтобы обезопасить его персону от неприятных случайностей. Было в нем нечто такое, что невольно притягивало к нему взгляд и заставляло выделять его среди всех остальных. Так держатся люди, привыкшие повелевать и знающие себе истинную цену.
Едва он ступил на тротуар, как тотчас его обступили телохранители. Точно такой же комплекции и такого же роста, даже одеты они были одинаково — в темно-серые костюмы в редкую полоску. Окружение было плотным, охраняемого не рассмотреть даже в щели, виден был только букетик темно-красных роз, колыхавшихся в такт шагам.
Один из телохранителей предупредительно распахнул дверь, и человек уверенно вошел в подъезд и заторопился вверх по лестнице.
Дверь в квартиру была открыта. Странного ничего не происходило, дверь всегда нараспашку как в большое горе, так и в великий праздник. Сейчас было не до веселья — в комнатке, на трех табуретках, в дубовом гробу лежал Малыш, в миру Сергей Васильевич Семакин. Для близких Серега, а то и Серый. Жильцом он был без претензий, у него можно было стрельнуть до получки сотенную и вместе, в праздном разгуле, выпить бутылочку «Столичной». Соседи воспринимали Малыша безнадежным бобылем и чудаковатым малым. А личностью между тем он был замечательной — и это несмотря на малый росток. Настоящий подвижник воровского промысла! Законные до сих пор вспоминают, как лет пятнадцать назад ему удалось разморозить «красную» зону на Северном Урале. До последнего своего дня он отвечал за грев во Владимирском централе, всякий раз выдумывая хитроумные комбинации, чтобы тропинки не зарастали и были пошире да понадежнее. В этом деле он преуспел и по праву числился настоящим мастером.