Невзрачная, бесполая летучая мышь, мелкий хищник-грызун, она обставляла и делала нас на каждом шагу. Мы то и дело залетали в ее мелкие ловушки, уступали ее тихой, застенчивой наглости, пасовали перед ее натиском. В ее щучьих повадках был даже какой-то своеобразный почерк и артистизм. На особо крупные аферы она, разумеется, не тянула, действовала по мелочам, исподтишка, тихой сапой, но всегда без осечки и наверняка.
Не очень-то интересно рассказывать про нее, ничего такого выдающегося не припомню. Все мои конфликты с ней носят такой мелкотравчатый оттенок, что просто лень их перечислять.
Ну, допустим, захожу я однажды в столовую, голодная, вялая, заторможенная. С тоской и отвращением разглядываю скудное меню: тарелочки с винегретом, засохший сыр, проявляющуюся на свету колбасу и прочую дрянь. Машинально стою в длинной очереди, а когда она подходит, обнаруживаю, что все стояли за какими-то пакетами с полудефицитным набором: пара банок сгущенки без сахара, пара банок сосисочного фарша, сахарный песок и лавровый лист в придачу. Машинально беру сомнительный набор и тут же понимаю, что у меня не остается денег на обед. А тут, как назло, из кухни выносят громадный поднос дымящихся золотистых эскалопов. Стою, и даже слюнки текут от голода, а в кармане только двадцать копеек. Оглядываю очередь — ни одного знакомого. Можно, конечно, попробовать всучить буфетчице Клавке этот никчемный пакет обратно, но она такая горластая и склочная, что просто нет никаких сил с ней связываться. В другое время я бы, может, и рискнула, но тут от голода и бессилия совсем скукожилась. Обреченно взяла стылый чай да булочку и потащилась к ближайшему столику. Сижу и чуть не плачу от голода: дымящиеся эскалопы из головы не выходят.
И тут как раз подваливает к моему столику наша Аллочка — она всегда так тихо и неназойливо подсаживается за чужой столик, не ожидая приглашения. На сей раз я ей даже обрадовалась. С ходу предлагаю перекупить у меня злополучный пакет, тем более что в буфете они уже кончились. Она спокойно забирает его у меня и начинает обстоятельно разглядывать содержимое. Разумеется, оно не приводит ее в восторг, но все-таки берет. Я с нетерпением жду денег и с вожделением поглядываю в сторону раздачи — эскалопы уже кончаются, но еще можно успеть. Скажу, что я только что тут стояла, — может быть, удастся схватить парочку без очереди.
Но Аллочка и не думает расплачиваться. Тщательно упаковав набор и спрятав его в сумку, она спрашивает, нет ли у меня для продажи какой-нибудь хорошей осенней обуви. Я действительно вспоминаю, что у меня есть туфли, которые мне малы, и обещаю привезти их на службу. Я прекрасно знаю, что Аллочка очень не любит расплачиваться сразу: должников своих она подолгу морочит, отдает долги по трешке, а последние рубли и вовсе заматывает, но мне так хочется горячего мяса, что я готова пообещать ей что угодно, лишь бы выудить из нее свою драгоценную десятку. Аллочка важно кивает, расспрашивает о качествах моих туфель и поднимается к выходу… На прощание она последний раз окидывает меня своим цепким взглядом, который всегда означает только одно: что бы еще такое можно заодно с вас поиметь. Аллочка все и всегда делает заодно. Идет, положим, в гости и заодно сдает в винном магазине несколько бутылок. Зайдешь к ней по делу — она заодно всучит вам мусор, чтобы вы по пути выкинули на помойку… В обеденный перерыв она заодно успевает сделать так много дел, что все только диву даются. К тому же почти каждому она дает мелкие поручения: кому купить заодно масло, кому сахар, кому тортик. Сама она для других ничего заодно не делает.
На этот раз, стрельнув у меня заодно двухкопеечную монету для автомата, она стремительно покидает меня, обдумывая на ходу, как бы повыгодней использовать последние десять минут обеденного перерыва.
Вожделенные эскалопы давно кончились.
Помню еще один зловещий вечер, проведенный в Аллочкином обществе. По дороге со службы я встретила ее в промтоварном магазине. Кажется, мне надо было купить зубную щетку. Аллочка выбирала себе французское пальто с норкой (был завоз). Она тут же вцепилась в меня мертвой хваткой, упросила посмотреть вместе с ней и посоветовать. Она перемерила почти все пальто в этом магазине и, не найдя ничего для себя подходящего, перешла в другой, потом в третий. Я же от усталости совсем очумела. Каждый раз говорила себе, что магазин последний, что мне пора домой, но сил не осталось даже на сопротивление. Так и таскалась следом, пока Аллочка не устала, а такие устают не скоро.
Помнится, тогда мы так и не купили ей пальто.
А вообще ей обычно удавалось приобрести что-либо ценное по дешевке — «перехватить по случаю». Деньги же она отдавала очень неохотно. Все мы это хорошо знали и старались ей ничего не продавать.
Еще хочется рассказать про Аллочкину свадьбу, которая состоялась через пару лет после моего увольнения.
Нет, вы только подумайте, наша кикимора отхватила-таки себе где-то по случаю отличного мужа.
Она не разменивалась по мелочам, не паниковала и не давилась дешевой наживкой — она терпеливо ждала своего часа, того единственного случая, когда надо будет не промахнуться. Робко, исподволь она влезала в любую стоящую компанию, втиралась в доверие к людям, которые ее на дух не выносили, помыкали ею и пренебрегали. Она все терпела, только чтобы состоять в приличном обществе, сидеть за одним столом с избранными мира сего. Так и сидела она в сторонке, с краю, но зорко высматривала из своего угла подходящую жертву. Она не сомневалась, что такая жертва со временем подвернется, она терпеливо выжидала своего шанса. Не пила, не курила, в умные разговоры не встревала, чутко и настороженно вынюхивала, прикидывала и отбирала. И наконец-таки цапнула себе жирный кусок: видного, состоятельного мужика с квартирой, машиной и деньгами.
У него только что умерла жена, и он с горя ничего не соображал. А наша Щучка не растерялась и тут же прибрала его к рукам — цапанула и уволокла в свое уютное гнездышко. Она давно его свила и приготовила для подходящей жертвы.
Чего вдруг она меня пригласила на свадьбу — сказать не берусь. Наверное, из снобизма — все-таки какая ни есть, а писательница. Друзей у нее никогда не было, она якшалась только с нужными людьми, «нужниками», которые преимущественно и собрались за ее свадебным столом.
Не хочу описывать этот сброд — все мы его прекрасно знаем: зубной врач и косметичка, маститый торгаш и нахальный автослесарь, модная портниха и ушлый управдом, сытый мясник и красавица аптекарша. А для куражу — еще несколько представителей богемы вроде меня, да еще какой-то волосатик-гитарист, который все пытался раскурочить свою гитару о головы гостей. Все эти незнакомые между собой люди держались настороженно и дичились, пока не надрались и не распоясались.
Но больше всего потряс мое воображение жених: благодушный красавец-медведь — заветная мечта каждой стоящей бабы. И как только его угораздило залететь в эту гнусную западню! Очевидно, он и сам не мог прийти в себя от изумления. Надо было видеть, как ошеломленно он хлопал своими наивно-близорукими глазами. Он никак не мог взять в толк, что это его женят и его будут теперь кушать по вечерам. До самой свадьбы ему все казалось приблизительным и условным. Он вяло подыгрывал чужой игре — она малость развлекала его травмированное сознание… И вдруг дверца ловушки захлопнулась за ним, его повязали и посадили за свадебный стол. Казалось, он оторопел навсегда. Надо было видеть, с каким пристальным вниманием он изучал свой роскошный хрустальный бокал. Он подносил его к своим близоруким глазам и с изумлением рассматривал со всех сторон. Так же ошеломленно он разглядывал свою серебряную вилку и даже кусочек буженины на ее конце. Потом его рассеянный взгляд случайно падал на вазу с цветами, и он так же внимательно изучал и ее тоже.