— Как вы посмели?! Как могли унизить меня вопросом, не встречаюсь ли я тайком с лордом Колфилдом?!
Джастин спокойно посмотрел на нее, зная, что, к счастью, снова владеет ситуацией. И самим собой. Когда он пытался накормить ее ананасом, не был столь бесстрастен к ее чувствам, как пытался продемонстрировать. Он знал, что она остро ощущала его близость, и тоже не остался равнодушным. Даже напротив. Сам того не желая, он так возбудился, что был вынужден оставаться за столом несколько лишних минут, пока выпуклость на бриджах перестала бросаться в глаза. К тому же в нем все сильнее росло раздражение. Элеонора Розвуд в роли протеже его бабушки и его подопечной совершенно не годится ему в любовницы и не отвечает строгим требованиям будущей герцогини. Конечно, еще не все потеряно. Существует немало женщин, которые, как и раньше, смогут удовлетворять его физические потребности.
— Я посмел? — В голосе Джастина внезапно появились стальные нотки. — В данный момент именно я ваш опекун и защитник. И что бы вы ни думали, вы в таковом определенно нуждаетесь, — добавил он, поскольку она открыла рот, намереваясь запротестовать. — Кроме того, я не допущу, чтобы вы по незнанию поставили меня или мою бабушку в неловкое положение.
Элли сердито посмотрела на него:
— Вы самый невыносимый человек, которого я когда-либо встречала!
— Вы это уже говорили.
— Это значит, я так действительно думаю!
Герцог нарочито утомленно ей улыбнулся:
— К счастью, ваше мнение значит для меня немного.
Элли знала, что и сама почти ничего для него не значит. С его стороны это лишь уступка бабушке, единственной женщине, которая его действительно заботила. Его тон холодел, когда Элли упоминала при нем его мать.
К несчастью, у нее не оставалось иного выбора, кроме как впиться ногтями в ладони и не поддаваться искушению, стереть с его прекрасных губ надменно-высокомерную улыбку!
Элли сделала глубокий вдох, пытаясь обрести самообладание.
— В таком случае так ли удивительно, что я предпочитаю компанию столь воспитанных джентльменов, как граф Бракстон?
Его глаза сузились.
— Должен предупредить, что бросать мне вызов очень неблагоразумно.
Элли нервно сглотнула, ощущая вновь внезапно возникшее между ними странное напряжение, воздух почти потрескивал, как перед грозой, но она не понимала, что это значит. Несомненно одно: когда он вот так смотрел поблескивающими глазами, внутри ее все начинало восхитительно трепетать, щеки горели румянцем, ладони влажнели под перчатками.
— Я не бросаю вам вызова.
— Нет?
— Нет.
На его щеке дернулась жилка.
— Не могу согласиться.
— Разумеется, ваше право. — Она пискнула, когда герцог крепко схватил ее за предплечье и потащил через темный холл подальше от толпы, туда, где находились частные покои, недоступные для гостей. — Что вы делаете! Джастин!
Он распахнул дверь библиотеки и бесцеремонно втолкнул ее в темное помещение, вошел сам и плотно закрыл за собой дверь.
— Я неоднократно просил вас называть меня по имени. Почему вы решили выбрать именно этот момент? — В темноте он возвышался над ней как башня. — Вы все же бросаете мне вызов, Элеонора.
Через несколько мгновений глаза Элли приспособились к сумраку, и она осознала, что здесь не так темно, как показалось поначалу. В окно ярко светила луна. Длинные волосы Джастина серебрились в ее лучах, глаза блестели призрачным голубым светом, причудливая игра света и тени придавала его каменному, словно точеному лицу резкости и опасности. Хотя все меркло по сравнению с возможным скандалом, если кто-то застанет их здесь вдвоем.
— Нам нельзя здесь находиться, ваша светлость.
— Да, вы определенно бросаете мне вызов, — укоризненно заметил он. — Разве вас не предупреждали, что не стоит будить спящего тигра?
— Вы считаете себя тигром? — скептически поинтересовалась она.
— А теперь вы надо мной насмехаетесь.
Он решительно двинулся к ней. Элли попятилась, но наткнулась на закрытую дверь. Ее глаза тревожно распахнулись, герцог уперся руками в дверь по обе стороны от ее лица, словно заключив в клетку. Его твердое тело оказалось в каких-то дюймах от ее собственного. На слишком маленьком расстоянии. Джастин теперь стоял так близко, что она чувствовала его тепло, ощущала мужской запах. А вдохнув резкий аромат одеколона, испытала головокружение, грудь будто затвердела и увеличилась, соски болезненно покалывало, внизу живота отчего-то собралась влага, ноги ослабели. Отчетливое доказательство, что она действительно любит этого мужчину. Он еще ближе наклонился к ней, ее виска коснулось его теплое, восхитительно нежное дыхание.
— Маленькие девочки, которые намеренно будят тигра, заслуживают наказания. Небольшого. Вы так не думаете?
Элли задрожала, остро ощущая его близость, которая словно высосала из библиотеки весь воздух. Комната закружилась перед глазами: ни вдохнуть ни выдохнуть.
— Прошу вас, — с трудом выговорила она и подняла руки, чтобы оттолкнуть его и получить возможность дышать. Но осознала, что уже бессильна. Пальцы неуверенно застыли в воздухе и затем почти ласково коснулись его теплой груди.
— О чем именно вы просите, Элеонора?
— Я, — она облизнула внезапно пересохшие губы, — я должна идти.
— Да, должны. — Он медленно кивнул и еще сильнее придвинулся. Теперь их разделяли лишь шелк ее платья и его одежда. — Вопрос в том, собираетесь ли вы так поступить.
Элли пристально посмотрела на него. Тени лунного света лишили ее возможности прочесть выражение его лица, маячившего в каких-то дюймах над ней. Впрочем, она видела достаточно, чтобы понимать: лицо герцога отражало жесточайшую решимость, а не нежность любовника.
— Вы снова со мной играете, ваша светлость, — возмутилась она.
— Я играю?
— Играете!
— Вам кажется это игрой, Элеонора?
Он шевельнулся, налегая телом, позволяя ощутить твердую выпуклость под бриджами, которая теперь настойчиво пульсировала, прижимаясь к ее мягкому животу.
Элли потрясенно раскрыла глаза. Да, она, возможно, и была юной, наивной и неопытной, как он говорил раньше, но не настолько, чтобы не понимать, для чего предназначена эта пульсирующая выпуклость.
Она упоминала: ее отчим держал прекрасную конюшню в своем загородном поместье, а девушка провела там почти все время, пока мать была за ним замужем. Она точно знала, что происходит, когда к кобыле приводят жеребца для спаривания. И осознавала, что внушительная выпуклость Джастина — то же самое, что поднимается между ног у жеребца, когда он учует запах течной кобылы.
Неужели он чувствует запах ее возбуждения и оттого сам возбуждается?