Вынырнув и очутившись в провале между огромными волнами, он сделал только один глубокий вздох, бросил только один взгляд на свой корабль и снова погрузился в воду. «Тигрица» с пробитым бортом и начисто снесенным носом попала в белые зубья прибрежных скал; валы безжалостно трепали ее, довершая разрушение. Живых он не разглядел ни в воде, ни на судне – но что увидишь за краткий миг? Барахтанцы – пираты, люди моря, крепкие парни; быть может, кто и выплывет… К примеру, Шуга, старый пес…
Шуга пытался править левее, к проходу… к узкому проходу, сквозь который морские воды вливаются в бухту… К проходу меж рифов, до которого не добралась «Тигрица»… Там – течение!
Внезапно он почувствовал его напор и заработал руками и ногами изо всех сил, то поднимаясь к поверхности за глотком воздуха, то вновь ныряя в спасительную тишину глубин. Потом его крутануло в водовороте, ударило о шершавый камень, протащило вперед; под коленями скрипнула галька, ветер ударил в лицо, сырой воздух наполнил легкие, и Конан понял, что находится на берегу.
Вскочив, он сделал три или четыре шага к темневшим невдалеке утесам, обернулся, оглядел свой погибающий корабль и каменистую прибрежную отмель, потом поднял сжатый кулак и, выкрикивая проклятия, погрозил тучам.
Ни одного человека в воде… ни одного тела на берегу… Все погибли… Все!
* * *
«Лихо я их!.. Всех утопил!..» – подумал Ким, прихлебывая кофе из огромной кружки. Он был доволен; сюжет романа прорисовывался все отчетливее и яснее и обрастал, почти без мысленных усилий, новыми финтифлюшками и прибабахами. Итак, Конан попадет к волшебнице, прекрасной фее, которую преследует колдун; она, конечно, пообещает киммерийцу сундук с брильянтами и вечную любовь, ежели он отправится в северные земли, найдет колдуна-негодяя и вырвет у него печенку. Возможно, над Конаном свершится чародейство, дабы он не позабыл о важной миссии… возможно, фея даст ему спутника-голема, крутого, как джидай из «Звездных войн», – так, для порядка, чтобы приглядывал и бдил… В общем, выйдет Конан в путь-дорогу и после многих приключений достигнет замка у ледовитых ванахеймских берегов, а там уж и с Небсехтом разберется, и с мерзавцем демоном! Но для начала нужно так устроить, чтобы лишился он друзей-товарищей, ибо Конану Варвару лучше геройствовать в одиночку. Больно уж выпуклый персонаж! Глаза ледяные, мышцы стальные, челюсть квадратная!
Вздохнув, Ким закурил, потом ощупал собственный небритый подбородок. Так, ничего, но до Конана далековато… Впрочем, сожалений или, тем более, зависти он не испытывал: во-первых, каждому – свое, а, во-вторых, нынче эпоха не хайборийская. Что завидовать герою сказки и собственному поильцу и кормильцу? Как-то нелепо и неэтично… Хотя, с другой стороны, по временам мечталось Киму расправить плечи, прихватить топор да и наведаться к верхним соседям, отродьям Нергала! Такие мысли его терзали по ночам, когда соседи, затеяв пирушку, мешали работать дикарской музыкой, топотом, а еще – пивными банками, что сыпались на Кимов подоконник. Увы, уже пустые…
Но приструнить соседей Ким не пытался, снисходя к тому, что жили над ним молодожены, и искренне надеясь, что через пару лет все образуется само собой: перебесятся, утихнут. Пока же он терпел. Молодожены все-таки! Любовь! К любви Ким относился трепетно, будучи по душевному складу поэтом и романтиком. Что, впрочем, почти не отражалось в его литературных штудиях: работал он на издательство «Хайбория», выпекавшее сагу о Конане – два тома в месяц, двадцать четыре за год.
Необъяснимый феномен: Конана Варвара читали – и почитали! – на всем постсоветском пространстве! По тайным и удивительным причинам он был в России популярней президента и даже певца Филиппа Киркорова; возможно, потому, что президент – суровая реальность, певец – реальность сладкая, но все-таки нечто обыденное, тогда как народ российский жаждал сказок и в книжном, и в телеэкранном исполнении. Чтоб с колдунами, принцессами, бравым героем помускулистей, погонями, битвами и непременной победой над шайкой плохишей… Еще с любовью, но без извращений – так, чтоб годилось для семейного чтения. «Хайбория», уловив сию тенденцию, нашлепала уже сотню томов без двух: сначала – оригинального Говарда, [1] потом его западных наследников, всяких Джорданов и Спрэг де Кампов, а когда Кампы и Джорданы кончились, в печать пошли творения российских конанистов.
Вот в этой-то бригаде и подвизался Кононов, кормясь от «конины» и давая повод для многочисленных и не всегда безобидных шуток, связанных с его фамилией. Напрасно он доказывал коллегам, что фамилия эта с хайборийским Конаном никак не связана, а выводится из почетного имени Конон, что по-гречески значит «трудящийся»; напрасно хмурил брови, когда его допрашивали, скольких принцесс он обесчестил прошлой ночью и скольким магам и зловредным чудищам вырезал аппендикс; напрасно таскал по издателям свои сонеты, стансы и поэмы. Напрасно! Как говорил Борис Халявин, директор и владелец «Хайбории»: если ты – Кононов, так и пиши про Конана, а в Пушкины не лезь! Ким утешался по-своему – вставлял в романы то балладу, то песню, разбойничью или пиратскую, то хвалебный гимн богам – разумеется, светлым, вроде Иштар и Митры.
Но песни и гимны требовали особого настроения, а Ким сейчас существовал в ритме прозы, обдумывая сюжетные ходы и помня о том, что роман он должен сдать недели через четыре, к пятнадцатому, крайний срок к двадцатому июля. Отсюда вывод: твори, но поспешай!
Итак, бредет себе Конан по острову, встречает прелестную фею и предается с ней любви под пальмами, после чего прямая дорога во дворец… а лучше – в огромную пещеру или же в грот… Грот гораздо поэтичнее и подходит для названия – грот чего-то-там… Чего-то – то есть чей… волшебницы, конечно, но надо дать ей имя… короткое, энергичное и красивое… Да и облик не худо бы описать!
Он отложил сигарету и прикоснулся к клавишам.
«Девушка была высокой и гибкой, с фигурой Иштар, с формами соблазнительными и в то же время девственно-строгими. Лицо ее поражало: огромные нечеловеческие глаза, изумрудные зрачки с вертикальным кошачьим разрезом, пунцовые губы, нежный атлас щек и водопад рыжих кудрей, в беспорядке струившихся по плечам. Плечи же, как и стройные ноги выше колен, были обнажены, да и прочие части тела просматривались вполне отчетливо: воздушный хитончик не скрывал ничего. Ни маленьких упругих грудей, ни перламутровой раковины живота, ни округлых и в меру полных бедер, ни лона, покрытого золотистыми волосками. Озаренная солнцем, она была прекрасна, как дикая орхидея из заповедных рощ богини любви!»
Завершив абзац, Ким перечитал его и облизнулся. Ему вот такие женщины не попадались! Чтоб с перламутровым животом и золотистым лоном… Чтоб кудри были рыжие, а глазки – изумрудные, пусть даже без кошачьего разреза… И где они водятся, эти красотки? Ну, в Голливуде, само собой… еще у «новых русских», в богатых теремах… у шейхов нефтяных, в Кувейтах и Катарах, должно быть, целые гаремы из поп-звездуль да топ-моделей… Все раскуплены и прикарманены, а что осталось российскому поэту? Или, предположим, писателю? Пусть не поэту даже, не писателю – литературному негру в самом деле, но негры тоже люди, особенно литературные! И хочется им чего-то такого, зеленовато-рыжего, с пунцовыми губками, и чтобы воздушный хитончик не скрывал округлых, в меру полных бедер…