А Констанция сообразила. Если бы музыкант не слышал их голосов, ее бы не охватывал такой озноб при каждом прикосновении рук Эмиля к ее телу.
Шевалье де Мориво как всегда уходил еще засветло. Все еще играл свою грустную мелодию слепой музыкант, а Эмиль уже одевался. Он спешил, не попадая в рукава, и Констанции было смешно смотреть на своего любовника.
Наконец он совладал с рубашкой и стал надевать мундир. Вскоре и с этим было покончено. Подойдя к зеркалу, Эмиль старательно нахлобучил парик и попытался заглянуть себе за спину, проверяя, сумел ли он как следует затянуть шнурок кожаного жилета.
Так и не сумев сделать этого, он обратился к Констанции:
— Посмотри, там все в порядке?
— Не стоило так старательно затягивать его, — проговорила Констанция.
— Почему?
— Я хочу еще побыть с тобой.
Брови Эмиля поползли вверх. Он, не говоря ни слова, принялся застегивать перевязь шпаги.
— Ты говоришь, еще?
— Да, еще, — мадемуазель Аламбер перевернулась на живот и посмотрела на Эмиля.
Тот выглядел, словно проворовавшийся торговец. Руки его слегка дрожали, глаза бегали.
— Ты чем-то обеспокоен, Эмиль?
— Ну как же, ты просишь еще, а я понимаю, это невозможно. Ведь не могу же я быть бесконечным любовником? Таких, моя дорогая, вообще не бывает на свете.
— Но я хочу, — попросила Констанция, уже издеваясь над Эмилем. Тот нахмурился.
— Да ладно, Эмиль, я пошутила. Я очень счастлива и поэтому хочу улыбаться.
Улыбнулся и шевалье де Мориво.
— Что ж поделаешь, — развел он руками, — все хорошее когда-нибудь кончается. Но это не последняя наша встреча.
— Раньше ты никогда не думал о подобном, — напомнила ему Констанция.
— Раньше и ты не говорила о подобных вещах.
— Все когда-нибудь случается впервые, — проговорила женщина.
— Ты не устала? — участливо осведомился Эмиль, глядя на то, как Констанция трет себе виски.
— Я еще хочу поговорить с тобой.
— Извини, дорогая, мне некогда, я должен спешить.
— А когда мы увидимся еще, Эмиль? Тот задумался.
— Может быть, завтра?
— Завтра? — переспросил Эмиль де Мориво. — Завтра я не могу.
— Ну что ж, давай тогда в понедельник. Эмиль де Мориво что-топрикинул в уме и отрицательно качнул головой.
— В понедельник тоже не получается.
— Тогда вторник, — Констанция старалась, чтобы ее голос звучал ровно и в нем не проскакивали нотки раздражения.
— Вторник… вторник… — повторял Эмиль, но вновь вынужденбыл развести руками, — и во вторник ничего не получится.
— Тогда среда, — растягивая гласные, проговорила Констанция.
— Я думаю, мы и так встретимся, даже не договариваясь заранее, — наконец подытожил Эмиль де Мориво, поправляя парик.
Музыкант все так же меланхолично перебирал струны, словно неслышал разговор любовников. Констанция пыталась перехватить взгляд Эмиля, но тот упорно отворачивал голову.
— Скажи мне, — попросила Констанция, — у тебя есть кто-нибудь еще?
Немного помявшись, Эмиль промямлил:
— Нет, ты одна. Почему ты вдруг об этом спрашиваешь?
— Ты какой-то странный сегодня.
— Что ж, иногда бывает, много дел, много забот…
— Ты даже не хочешь, Эмиль, назвать день нашей встречи.
— Я не могу этого сделать, потому что не свободен как ты, — Эмиль впервые за этот день пристально посмотрел на Констанцию, как бы желая запомнить ее надолго такой, обнаженной, лежащей на кровати.
Констанция инстинктивно отпрянула от этого взгляда и прикрылась простыней.
— Ты чего-то боишься?
— Нет, ведь мы никогда не говорили, что любим друг друга.
— Ты о чем?
— Я не желала бы, чтобы ты встречался со мной из жалости, — сказала мадемуазель Аламбер.
— А разве я давал повод для таких подозрений?
— Нет, Эмиль, но согласись, ты сегодня очень странный.
— Извини меня, если я чем-то не угодил тебе. Но меньше всего яхотел бы тебя обидеть.
— Попрощайся со мной, — попросила Констанция. Эмиль подошел к кровати, склонился над ней и поцеловал Констанцию в губы. Это был странный поцелуй, какой-то отстраненный и холодный.Хотя в общем-то, в отношениях Констанции и Эмиля никогда не было жара любви.
— Ты что-то скрываешь от меня? — спросила Констанция, обнимая Эмиля за шею и не давая ему подняться.
Но по тому, как Эмиль поторопился с ответом, Констанция поняла, он в самом деле не все говорит ей.
— Почему ты не хочешь быть со мной откровенным?
— Не знаю, что это взбрело тебе в голову, — Эмиль взял женскиезапястья в свои пальцы и освободился от объятий.
Он подошел к слепому музыканту и бросил внутрь гитары несколько монет. А затем, даже не удосужившись провести того до выхода, бросился из комнаты.
Музыкант, еще не поняв, что произошло, некоторое время стоялв растерянности, а потом посчитал за лучшее вновь взяться за струны.
Констанция лежала и впитывала в себя чудесные звуки грустноймузыки.
«Ну почему все так глупо получилось? Почему я чего-то требую от Эмиля? Ведь мы ничем не обязаны друг Лругу, ведь каждая наша встреча вполне может быть последней. Не буду же я страдать из-за этого!»
Но она тут же поймала себя на мысли о том, что волна протеста поднимается в ее душе. Она вспомнила один из уроков виконта Лабрюйера. Анри учил ее, что всегда нужно бросать первой, иначе потом придется страдать.
А сейчас Констанция понимала, Эмиль почти что бросил ее, во всяком случае, если он не придет ни завтра, ни послезавтра, ни потом, она окажется брошенной.
— Я этого не допущу, — поклялась себе Констанция, сжимая в руке как спасительную соломинку сверкающий медальон с огромной жемчужиной.
И если металл был холодным на ощупь, то жемчужина словно согревала ее озябшие пальцы.
В комнату осторожно вошла Шарлотта. Она, не скрывая своего удивления, смотрела на музыканта и лишь только потом сообразила, что он слепой. Правда, девушка и так ничего бы не стала спрашиватьу своей госпожи, но это мимолетное удивление не скрылось от злых глаз Констанции.
— Ты хочешь мне что-то сказать, Шарлотта?
— Мадемуазель, мне показалось, вы меня звали, — соврала Шарлотта, ей просто хотелось утешить свою госпожу, ведь она видела, с каким искаженным злобой лицом выбежал из дому шевалье де Мориво.